Феликс Грек - У мира на пиру

«Возшед на прародительский престол
Державнейшим указом соизволил…»,
Чтоб воцарился праздничный восторг,
Чтоб быть парадам, балам и застольям,
Поскольку правит ровно триста лет
При помощи Всевышнего Россией
Династия Романовых, и нет
Другой такой сопоставимой силы!..

Рождались и дразнились миражи, —
Четыре года оставалось жить!

Мудрец! Современный Конфуций!
Ответь, объясни, просвети:
В чём кроется суть революций,
Что нынче у нас не в чести?

Стихия? Коллизия духа?
Жестокая смена эпох?
А может быть, просто проруха,
Всеобщий болезненный вздох?

И что изменяется в корне,
Когда совершатся они?
Примчат ли тачанки и кони
Народу счастливые дни?

Никто перемен не оспорит,
Но вычерпай правду до дна:
Кому-то она и опора,
Но слишком высока цена!

Корабль мудрецов отходит от причала.
Без маршей и речей, лишь тихо ноет грудь…
Молчанье как пароль, – в тумане и печали
Корабль мудрецов в Европу держит путь.

О, сколько он набрал немыслимого груза:
В каютах интеллект на сотни тысяч тонн!..
В России с давних пор свободный ум – обуза,
Так издавна велось, так будет и потом!

Никто не пожелал большой воды под килем,
Никто не погрозил на берег кулаком.
За что их гонят прочь? От силы иль бессилья?
Неужто тайный рейс одобрил сам нарком?

Чужбина встретит их, им даст приют Сорбонна,
Оценит блеск речей и мыслей глубину, —
Всё будет, но, Бог мой, Россия не свободна, —
Россия как жила, так и живёт в плену!

Рахманинов! Прелюд! Божественные звуки
«Оттуда» иногда к нам ветры донесут!
И к бунинской строке в года лихой разлуки
Ты обратишься вновь, твердя про Божий суд!..

Чем станет этот мир – жестокий и безбожный
Под новым каблуком, под именем другим?..
Над Питером закат играет гимн тревожный,
На погребальный марш походит этот гимн!

Сочетание слов знакомо:
«Год великого перелома»…
Чуть ни с детства вбивали в мозг —
Дескать, это к прогрессу мост.
Однобокий прогресс, плачевный:
В рост – индустрия, в плач – деревня!
Год кровавого перекроя,
Год надломленного хребта…
Этой сумрачною порою
В городке под Машук-горою
Я родился, – что ж мне роптать!
Через год приютит столица, —
Трижды ей готов поклониться!

«Десять лет без права переписки» —
Вот какой озвучен приговор!
А бывало, что в расстрельных списках
Значился тебе родной и близкий, —
Не бандит, не диверсант, не вор.

Надо было страх посеять в душах,
Ропот недовольства заглушить.
А народ – покорён и послушен,
Коль живёт в условиях удушья,
Пусть молчит, – и что ему не жить!

Посчитай кресты и обелиски,
Что стоят взамен дорожных вех,
Поклонись им истово и низко…
Десять лет без права переписки, —
А без права встретиться – весь век!

Вопросу вечному внемли
(Ответ рождает страсти!), —
Кто в муках снёс яйцо Земли —
Голубка или ястреб?

Пожалуй, ястреб, – вникни, друг,
В истории детали:
Раздоры, войны – тщетный круг
Бесчисленных баталий!

Какой-нибудь отмечен век
Благословенным миром?
Без яркой крови на траве,
Братанием и пиром?

Двадцатый век! Ты в их числе!
Давай-ка без обмана:
И от тебя – кровавый след,
И ты, брат, не гуманней!

О войне написаны тома —
Не вместят высотные дома!
Может быть, остаться в стороне, —
Не писать стихами о войне?
О гражданской ли, о мировой, —
Всё едино язве моровой!
Может быть, не начертать ни строчки
О кровавых, о «горячих» точках?
Без войны двадцатый век не жил —
Ратной темой пренебречь негоже!
О войне и я стихи сложил, —
Мне они любых других дороже!

Умер гегемон, – мир впадает в транс:
Для кого-то – вождь, для кого – тиран.
Узел всех проблем – тёмных и благих…
Океан голов и безмолвный крик.
За него на бой поднимали взвод,
А ГУЛАГ хулил (не раскрывши рот!)
Говорят, в войну он стратегом стал, —
Для чего ж в канун выбил комсостав?
Бил социализм – яркую мечту!..
Чту социализм, Сталина – не чту!