Александр Рудт - Отражения. Книга стихов

Путилину Ю. и Морозу В.

Пахнуло московской общагой,

студенчеством, долгой весной.

Как будто наждачной бумагой

содрали с души тонкий слой.

Поёжусь. Слова Гераклита —

с плевком – матерком – на ходу.

Как, други мои, без гранита?

Что ждёте: удачу? беду?

И что нас разводит всё дале?

Как вы – через мусор речей?

Другой стороною медали

рукою развернуты чьей?

И сделалась пешка фигурой.

И – межи по общей стране.

Родные – Володя и Юра.

как быть – непринявшему, мне?

Увидимся? – вряд ли, не сможем.

И всяк в зазеркалье своём.

И всё же, и всё же, и всё же —

про Стеньку, напившись, поём.

2 января 99

Что за осина здесь на повороте!

А желтый цвет её о чём дрожит?

Движенья духа и старенье плоти.

Мой век короткий за листвой летит.

Мир неизменен: так же рассветает,

и на любом пути есть поворот.

И кто – то крест на плечи возлагает,

и кто – то в руки вервие берёт.

сентябрь 98, 2 января 99

Мне нравится жить в городах небольших,

где лес или степь за соседним кварталом,

где в гулком овраге ручей не затих,

где лгунья – кукушка вещать не устала.

Трамвайчик по улочке бодро бежит,

и солнце, тоскуя, не гаснет от смога.

А сердце по гулу метро не болит.

Но кажется ближе до спящего Бога.

«Триумфа хотящий да будет вне стен

Великого Рима»? Не вру ли себе я? —

в столице бываю и глуп, и блажен, —

и здесь – на ладони держу скарабея.

Но чаще вот здесь солнца длань на плече,

и звёзды огромные в кроне сосновой,

и счастье в таежной избе при свече,

и день – с новой мысли и истины новой.

4 января 99

Пылает яркий свет в тех окнах, за которыми

когда – то ты жила – лет тысячу назад.

И гул, и суета за бежевыми шторами,

и смех, и блёстки фраз из форточки летят.

Не видел никогда я этих люстр включенными,

направо у двери едва дышал ночник.

И отменялся век губами истомленными,

и не терпел словес растерянный язык.

Сверхновою звездой взрывалось счастье полное,

и в локоны лицом уткнувшись, замирал.

И легкость, и покой входили в сердце волнами,

и лунное бедро без дрожи осязал.

И закрывалась дверь бесшумно – осторожная,

и март меня встречал капельной темнотой.

И дикою была отчаянность безбожная,

с которой – рядом мать! – встречались мы с тобой.

Но день съедал снега. И воробьи над лужами

кричали о любви. И твой призыв – звонок

тащил к ночной двери и то в душе выуживал,

что хочет поддержать безумства огонёк.

Март шлифовал судьбу, учил ценить мгновенное,

и вздох твоих духов весь город заполнял.

Имеющий талант терять всё драгоценное,