Борис Слуцкий - Я историю излагаю... Книга стихотворений

И новости спорта преобладают с утра,
а вечером — новости театра, кино, телевидения,
и новости жизни
куда удивительнее,
чем новости смерти,
не то что вчера.

Быть может, впервые с тех пор, как студент молодой
стрелял по эрцгерцогу
в глуши тихоходной, сараевской,
планета
замедлить свой ход,
не ускорить,
старается,
задумчиво глядя на чаши
с живою и мертвой водой.

Фантаст не должен жить слишком долго,
не то грядущее спуску не даст,
не то не уклониться от долга
проверки, хороший ли он фантаст.

Его современники, они же потомки,
устроят привал и снимут котомки,
и вынут залистанные тома,
чтоб их проверяла жизнь сама.

Пророку нет горшего наказанья,
чем если не сбудется предсказанье
— не так, не как сказано, не точь-в-точь, —
назвался пророком, так верно пророчь.

А вы, свидетели полуживые,
что ваше пророчество не сбылось,
не раз улыбки ваши кривые,
согбенные выи видеть пришлось.

Я видел, как вы пожимали плечами,
с грядущим столкнувшись лицом к лицу,
когда те сроки, что вы намечали,
без перемен подходили к концу.

Вдох и выдох.
Выдохов больше
оказалось, чем вдохов.
Вот и выдохлись понемногу.

В результате этой зарядки
разрядились.

Приседания, и подскоки,
и топтопы, и «заложите
ваши руки за вашу шею»
или «сделайте шаг на месте».

Шаг на месте давно сменился
шагназадом, обратным, попятным.
Регулярные вдох и выдох
обернулись вульгарной одышкой.

Это — старое общество
с узким выходом, еще более суженным входом.
Средний возраст растет с каждым годом.

Пионерского возраста меньше, чем пенсионного возраста.
Много хворости.
Мало возгласа.
Это — старое общество.

Говорят, что в Китае — все китайское. А каковское
Здесь? Как у всех стариков — стариковское.

Умирает все меньше людей.
Еще меньше рождается.
И все меньше детей
на бульварах в качалках качается.
На бульварах,
когда-то захваченных
хулиганами и милиционерами,
флегматичные шахматисты
стучат в домино
с молчаливыми пенсионерами.

Все приличное. Все обычное, обыкновенное.
Еще прочное, обыденное, долгосрочное.
Все здоровое, я бы сказал — здоровенное,
но какое-то худосочное.

Оборона поставлена лучше, чем нападение.
Аппетиты, как у всех стариков, — уменьшаются.
Но зато, как у всех стариков, поощряется бдение,
также — бдительность повышается.

За моральным износом
идет несомненный физический.
Но пока от него далеко до меня.
И, следя по утрам, как седеют на гребне вычески,
старики головами мотают, как лошади от слепня.

Одни обзавелись детьми. Другие впали в детство.
Никто не может обойтись без игр и без затей.
И все наследство Маршака, Чуковского
наследство —
у сущих, бывших или будущих детей.

Уже давно открылись дыхания вторые,
и сколько ни совершено, а больше — предстоит.
И вот на «Мойдодыре» стоит санитария,
на мистере, на Твистере политика стоит.

Обжили ад: котлы для отопленья,
для освещенья угли.
Присматривай теперь без утомленья,
чтоб не потухли.

Зола и шлак пошли на шлакоблоки
и выстроили дом.
Итак, дела теперь совсем не плохи,
хоть верится с трудом.

До чего довели Плутарха,
как уделали Карамзина
пролетарии и пролетарки
и вся поднятая целина?

До стоического коварства,
раскрываемого нелегко,
и до малороссийского фарса,
и до песенки «Сулико».

До гиньоля, до детектива,
расцветающих столь пестро,
довели областные активы
и расширенные бюро.

Впрочем, это было и будет,
и истории нету иной.
Тот, кто это теперь забудет,
тот, наверно, давно больной.

Если брезгуете и гребуете
и чего-то другого требуете,
призадумавшись хоть на миг,
жалуйтесь! На себя самих.