Терентiй Травнiкъ - Синичка

Тех дождей, что начинают
Постепенно и идут
Здесь, не нарушая правил,
Уважая всякий труд.

Дождь накрапывал сначала,
А потом ускорил ход:
Словно рыночный меняла
Предлагал то вплавь, то вброд,

То снижал курс, то наценку
Неожиданно вводил,
То делил сюжет на сценки,
То, забыв про скромность, лил.

Этот дождь был из обычных —
Самых дождевых дождей,
Вёл себя вполне прилично,
Как с дипломом чародей,

Вёл, как подобает в мире:
От него любой поэт
Тянется к заветной лире,
И художник лезет в цвет.

От него скрипач рыдает,
Жалко ноет саксофон…
И тогда вдруг замирает,
Нет – прислуживает он

Этим чудакам подвальным,
Эти франтам из игры
Дождик индивидуально
Раздаёт свои дары.

Не проспи свой час, искусник:
Очиняй карандаши,
Из зарёванной души
Извлекай остатки грусти
И играй, рисуй, пиши!

Коли согрешишь, то кайся,
Потому как под дождём:
Удивляй и удивляйся,
Не спеши, мы – подождём!

Когда засохший стержень
В стараниях проткнёт —
Бумага перетерпит,
Бумага – всё поймёт.

Дабы не шёл бедняга
С природою вразрез,
Ему дана – бумага!
Чтоб в петлю он не лез,

А выплакал на белом
Листе печаль свою
И не расстался б с телом
У смерти на краю.

Какая там икорка,
Какие кренделя! —
Стакан и хлеба корка
Нужны поэту для…

Для выживанья в этом
Огромном мире и…
Ещё, чтоб быть поэтом,
Душа должна любить.

Душа должна поверить,
Что грош ей – не цена,
Что есть тот самый берег,
Где ей нальют вина

И выслушают спьяну
Из уст потёкший бред,
Тот, что несёт упрямо
Не дурень, а поэт.

И в этой несусветной
Его галиматье,
Такой же неприметной,
Как галочка в графе

Семейных положений,
Не кто-то, а душа
Дошла до откровений,
Сбежав от дележа.

От пайки отказалась
Законной и теперь
Надеется на малость,
И ты не разуверь…

Просящего и следом
Дай чистый лист ему,
И, может быть, поэта
Ты отвратишь от мук.

И, может быть, ты станешь
Одним из тех, кто смог
Больного не оставить,
Как не оставил Бог.

Не на днях, но очень скоро,
Не во сне, а наяву
Соберу стихи я в ворох,
На клочочки разорву

Всё, чем жил, в чём чаял милость,
Что нашёптывал мне век…
А чтоб знали: мол, случилось,
Пусть приметой станет… снег!

Если утром или с ночи
Снежные пойдут деньки,
Верьте в то, что это в клочья
Разорвал поэт стихи.

И теперь они в снежинки
Превратились и летят,
Радуя случайный взгляд,
Как летящие с картинки…

И теперь они живут
Только в памяти – не больше,
Это значит – стал он тоньше,
Стал честней поэтов труд!

Устал от жизни: больше не способен
Воспринимать минут предуходящих след.
Как и тогда, он снова не свободен,
Он взаперти, мой маленький поэт.

Поэт большой – он тоже на исходе,
Как в ноябре летящий с мокрым снег,
Как всё на том же, белом пароходе
На палубе стоящий человек.

Поэт большой уже не в состоянье
Тетрадь под написанье линовать,
Он на разрыве в этих расстояньях,
Он разучился ход распознавать

Положенных часов, он неумехой
Становится всё больше с каждым днём.
Ему давно судьбой прописан лекарь
С намыленной верёвкой и гвоздём.

Но маленький поэт – он знать не хочет
То, с чем большой в душе не совладал,
Три точки, три тире и вновь три точки
Он отсылает и берёт штурвал

В свои ручонки, и с последним криком
Той самой чайки белой Джонатан,
Он в этом мире – для него безликом,
Как неосвобождённый арестант,

Надеется, что все-таки сумеет
Кому-то, что-то, как-то объяснить…
Надеется, что всё-таки успеет,
Как сможет, допрощать и долюбить…

Всё прошло, остались только
Табуретка и тетрадь,
Старого лимона долька:
Видно, время умирать…