Максим Гайдученин - Стихи без границ

желаю вам жизнь полюбить настолько,
насколько я не способен,
и даже намного-намного больше,
хотя и моей уже много.

желаю на небо поднять глаза
и увидеть яркое Солнце,
какая может быть грусть, если я
живу на Земле тоже?

и не только я,
великие люди —
все они вместе с нами,
и слов этих даже с лишко́м уже будет,
чтобы выгнать любые печали.

я желаю морей вам в кружке воды,
я желаю бриллиантов в мыслях,
я желаю дойти до вершины горы
и надолго там поселиться.

поздравляю я всех этим – даже себя,
я могу достать с неба звёзды,
вот держу я в руке —
это, правда, звезда,
но вернём, ведь мы не жестоки.

поздравляю я всех,
наплевать – какой век,
какой день —
нам всё равно тоже,
мы все вместе,
цивилизацией всей,
живём
и проживём ещё много!

У кого в голове тараканы,
размножаются там, внутри,
а у меня хризантемы и ма́ки,
и ещё другие цветы.

да на фоне меня Голландия —
страна бесцвето́чных полей,
мысль розою красною
блистает в толпе орхидей.

утром с кровати взлетаю,
днём не иду, а лечу,
Солнце своё из кармана
птичкой в небо пущу.

буквы все выговариваю
и никуда не спешу,
душу свою прекрасную
сквозь будние дни тащу.

тучку на ручку-палочку
ватой я накручу,
взмою оранжевой бабочкой
и громко захохочу,

звёзды все растолкаю
лёгким взмахом руки́,
за чаем пошлю Ариа́дну,
короной воткну стихи,

мир весь я изласка́ю,
окра́шу души́ пустыри́,
у кого в голове тараканы,
а у меня в голове цветы.

Луна карасём плескается
в чёрной прозрачной воде,
дерево полоскается,
не давая одышки листве.

чья-то важнейшая станция
вертится неглубоко,
беженцы от гравитации
молча смотрят в окно,
а в нём
тысячью фонарями
рассы́пались города,
как после вновь небывалого
космического дождя.

вот и мечтают беженцы
о настоящей воде,
в мыслях о том не́жатся,
как жизнь на родной Земле.

Груды камней небрежно
рассыпались по столу,
блеском
свет отражается где-то,
а кто-то из них любит тьму,
в каждом углу
есть камни,
которые более ценны:
там есть изумруды, топазы,
а в середине их нету.

люди стоят и смотрят,
любой выбирая вид,
кто-то обеспокоен,
но каждый пока молчит.

вот первый срывается и
указывает пальцем алмаз,
забирая, он говорит
немножество пышных фраз.

следующим малахит
уносится со стола,
малость поговорив,
удаляется по делам,
следом за ним
булыжник,
и здесь начинается буря —
даже в благодарностях высших
мертвец-
кая бранная ругань,
и, наконец,
со стола унесли все камни
(даже замёрзшую грязь),
а на следующий день прямо
вернулся обратно
алмаз,

воскликнув «я не могу!»,
бросил его на стол
и быстро к двери рванул,
будто открыт огонь.

всё остальное ушло
и больше не возвращалось,
кроме драгоценных слов —
подобие редким ка́мням,

а большинство, конечно,
выбрало груду песка —
её ведь почти бесконечно
можно повсюду ссыпать.

Жемчужины
в дрожащих руках ювелира
превратились в светящие бусины,
раскатившись по тёмному миру.

горстка их свилась клуба́ми,
россыпью что-то горит,
раскинем гадальные карты —
художник судьбой говорит,

а в каждой кусочек моря,
сверкает пламя костра,
уходит Солнце, а после
приходят сиять жемчуга́.

Вечер. полузакрытые шторы.
талия чья-то в окне.
я наблюдаю за красотою,
стоя на лавочке.

волосы ниспадают
не хуже, чем водопад,
а я у самого края
и уже стою на носках.

что-то поёт фигура,
а у меня азарт,
рот открывает смуглый,
но с тишиной невпопад.

взять бы её за пле́чи
хваткою ветерка,
продлить бы вот этот вечер
го́да, хотя бы, на два́.

пал на неё бы светом
и всю бы её изсветил,
свалился бы с неба кометой,
из самых тёмных пучин,