Александр Кованов - Говорило сердце вслух…

был птичьему семейству. Право слово,
я был тогда нимало удивлён
тому, как в самых искренних основах
был собеседник точно просветлён.

Он убедил, сказав что нет на свете
важней любви и совести людской.
Всё остальное – только пыль и ветер,
смятение и вечный непокой.

И я, свои сомнения отринув,
почувствовал – душа теперь чиста.
Взглянув случайно в тёмную витрину
увидел уходящего Христа…

Чтобы вас услышали,
говорите шёпотом.
Громогласье ни к чему
там, где сердца стук.
Не пугайте тишину
говорливым топотом.
Не берите тишину
криком на испуг.

Не пытайтесь прокричать
слово непотребное
тем, кто волею судеб
встретился в пути.
Пусть умение молчать,
словно зёрна хлебные,
рано, поздно ли взойдёт
и начнёт расти.

Прорастёт молчание
колосками золота.
Будет добрая мука,
будет хлеб в печи.
Всё, что тёмное в словах,
будет перемолото.
Будет хлеб и будет мир.
Только не кричи…

Ты – воздух мой, вода живая.
Со мной, во мне теперь живёшь.
Я за тебя переживаю…
А ты мне весело поёшь

на берегу Сестры туманной.
Туман – черёмуховый дым.
С тобой одной, такой желанной,
я буду вечно молодым.

Смеюсь гадающей кукушке.
Я ей не верил отродясь.
Тебя на солнечной опушке
целую, вовсе не стыдясь.

В тот маленький дом, опалённый войной,
скворцы прилетят непременно.
Продолжится жизнь. Только будет иной.
Конечно же, послевоенной.

На ветках распустятся почки опять.
Растают снега, как бывает.
А память людская, текущая вспять,
блокадные жертвы считает.

Как хлебные крошки на круглом столе —
родные, солдаты, соседи —
укрылись в холодной, промёрзшей земле
без грохота траурной меди.

Гвоздики, как капельки крови в снегу.
Мой город не сломлен войною.
Здесь даже ребёнок не сдался врагу.
…Такой непомерной ценою

прорвали жестокой блокады кольцо
ни душ не жалея, ни плоти.
Вернётся солдат на родное крыльцо
и новый скворечник сколотит.

Дует с севера. Пальцы свело
так, что трудно блокнот удержать.
Зафевралило и замело…
Ветки тонкие робко дрожат:
шубу белую, вот бы, стряхнуть
и беременных почек орду
распустить бы и слёзно вздохнуть.
Только повод для слёз не найду…

Дует с севера. Небо как сталь
придавило. И трудно дышать.
Пережить остаётся февраль
и весной непременно решать
сто вопросов и тысячи дел,
что до лучших времён отложил.
…Если б, вдруг, Пастернак захотел,
я бы банку чернил одолжил.

Белый снег на ресницы.
Я не плачу, не пла…
Мама… Мама не снится.
Не хватает тепла.

Телефон не ответит,
почтальон не стучит.
Тускло солнышко светит
и тревожно молчит

одинокое сердце,
и дрожит как щенок.
Плачет сердце младенцем
между бусинок-строк.

В эту зимнюю стужу
мир ещё холодней.
Слёзы внутрь. Не наружу.
Всё о ней, всё о ней…

Серёжка упала в снег
подарочком февралю…
Любимый мой человек,
не плачь! Я тебе куплю
серебряный хрупкий снег
с хорошей застёжкой. Эй!
Любимый мой человек,
гляди в этот мир светлей!

Гляди в этот мир смелей!
Серёжка – не повод быть
растерянной. Снег белей
не станет. Мы будем жить,
любимый мой человек,
так долго ещё вдвоём…
…Как только растает снег —
серёжку твою найдём.

Мне послезавтра две пятёрочки
поставит в паспорте февраль.
А мне хватает хлебной корочки.
Я не надеюсь на грааль.

Не сыплет манна поднебесная
в мои пустые закрома.
Но жизнь такая интересная
и не помеха ей зима.

Виски снегами запорошены.
Вдали сужается тоннель.
Считаю годы как горошины
картечи, выпущенной в цель.