Белла Фишелева - Природы вечный взгляд. Любовь и поэты

Вторая строфа усиливает трагическую тему забвения: появились мрачные образы памяти: «мёртвый след», «узор надписи надгробной». В третьей строфе – мысль о том, что новые заботы и волнения могут стереть «чистые и нежные воспоминания», потому что в природе постоянны изменения, превращения, и это закон не только природы, но и жизни людей. Как умирает всё, что родилось, жизнь человека, например, так умирает и любовь, если жизненные силы не питают её. Эта строфа, кроме обобщения о конечности бытия человека, напоминает о ещё более скорбном факте – о забвении того, кого когда-то знали, ценили, любили. Даже имя его – это «мёртвый след, подобный узору надписи надгробной на непонятном языке»: поразительный по изобразительности и точности сравнения образ.

Третья строфа – развитие мысли о неизбежности забвения даже имени когда-то страстно любившего юную особу молодого человека. Эта третья часть завершает рассуждения Пушкина в духе библейской Книги Экклезиаста: конец жизни человека во всех её проявлениях неизбежен.

С первой строчки мы слышим проникновенное обращение поэта к женщине, которую любил когда-то и даже предлагал ей стать его женой (из биографии Пушкина). Оно записано было в альбоме К. Собаньской 5 января 1830 года, напечатано в «Литературной газете» того же года и включено в издание 1832 года. Видимо, Пушкин, не всегда печатавший стихи, где отражалась его личная жизнь, счёл возможным представить публике это стихотворение. Причина, мне думается, – философская тема памяти.

Но… есть четвёртая, заключительная строфа. Она, как кода в музыкальном произведении, следует за основным разделом данной стихотворной пьесы, когда скорбно-трагическая тональность стихотворения определена полностью. А именно: забвение страшнее самой смерти, а здесь забвение любви. Кода как будто бы не нужна: сказано всё. Но она есть – 4-ая строфа, в которой появился свет. Свет этот – память любви. Она и вечна, и светла. Кода противостоит предыдущему высказыванию, но она и обобщает предшествующие мысли поэта.

Финал настигает всех нас, он сопряжён с печалью и тревогой. Когда возникает это состояние души? При воспоминании об ушедших годах молодости, любви и счастья. Поэт словно зовёт возрождение души любимой им в прошлом женщины. Память, могучая сила людского бытия, является в последних строках во весь рост, как закон всемогущего времени, от него уйти нельзя. Светло и сердечно-просто звучит кода об имени когда-то любимого женщиной человека, но я процитирую и предшествующую строфу:

В поэтической сокровищнице Пушкина содержатся стихи как воспоминание об Амалии Ризнич или обращённые к ней. С этой необычайно красивой молодой женщиной, женой видного негоцианта, Пушкин познакомился в Одессе во время южной ссылки. В стихотворении «Под небом голубым страны своей родной…» 1826 года поэт пишет о сложности его чувств к Амалии Ризнич:

Но в 1824 году весной она уезжает, а через год умирает от чахотки в Италии, ей было 22 года. Впоследствии эти события стали сюжетным источником знаменитых стихотворений Пушкина. А сейчас, в 1826-ом, получив уже в Михайловском известие о её смерти, поэт остался равнодушным:

В рукописи Пушкина от 29 июля 1826 года сокращённо есть записи о смерти Ризнич и пятерых казнённых декабристов («друзей»). Наверное, кроме смерти этих пятерых, Пушкин не мог воспринять любую другую утрату. Но какое же поэтическое отпевание Амалии Ризнич совершил великий лирик в 1830 году во время карантина в Болдине! Два стихотворения – гениальные его создания: «Заклинание» и «Для берегов отчизны дальной…» То и другое – настоящие шекспировские драмы. В высшей степени эмоциональна речь, даже крик души, страдающего человека в «Заклинании». Он заклинает тень возлюбленной вернуться к нему – любящему с той же отчаянной страстью, что и прежде. Герой в конфликте со всем на свете: со смертью, с природой, убившей его любовь, а главное – с судьбой, власть которой, видимо, мучимый сомненьями, он отрицает. Надеется он на правду народных суеверных преданий: