Белла Фишелева - Природы вечный взгляд. Любовь и поэты

Было когда-то «дней Александровых прекрасное начало» (Пушкин), когда царь казался либералом, способным на радикальные реформы, но сменилось это начало мрачной аракчеевщиной и мракобесием Магницкого. Глава в «Войне и мире» (князь Андрей у малограмотного, но крайне самоуверенного Аракчеева) передаёт восприятие лучшими людьми своего времени военного министра России, которому царь практически отдал всё управление государством. Здесь Лев Толстой шёл за «божественным», как он его называл, Пушкиным. И, наконец, «нечаянно пригретый славой». Пушкин имеет в виду славу 1812-го года. Поэт вновь с иронией отделяет царя от героического времени в жизни России. Однако Николай I счёл неразделимыми явлениями победу над Францией и Наполеоном и царствованием брата Александра. Колонна-памятник в честь победы 1812 года получила название Александрийского столпа. Говорят, что лицо ангела, венчающего его, напоминает черты лица Александра I.

И, естественно, празднество в дни открытия памятника войне и Александру не могло остаться без ответа Пушкина. Русский поэт написал оду вслед римлянину Горацию, а тот, возможно, вслед поэтам («писцам») Древнего Египта.

Понятно, что основные мысли оды Пушкина носят общечеловеческий характер, и всё стихотворение не только о роли поэзии в жизни людей, но и об общественной роли искусства в целом. Главное заявление Пушкина о его «нерукотворном памятнике»: «к нему не зарастёт народная тропа, вознёсся выше он главою непокорной Александрийского столпа…». Это противопоставление творчества поэта монархам и официальным событиям, пусть и знаменательным, пусть сама колонна – талантливое творение знаменитого Монферана.

И если четверостишие из 10-й главы «Онегина» – сатира, в которой главная тема – моральный облик правителя, то в стихотворении «К бюсту завоевателя», кроме этической, ставится и тема эстетическая – о роли истины в искусстве, о личности художника как важнейшего в обществе человека. Объект рассуждений – мраморный портрет, бюст, Александра I, его автор – датский скульптор Бертель Торвальдсен.

Текст стихотворения «К бюсту завоевателя» А. С. Пушкина развёртывается как драматическое произведение, в котором есть диалог действующих лиц и драматический конфликт. Полемичность произведения обнаруживается уже в начальной строчке первого четверостишия: «Напрасно видишь тут ошибку…» Пушкин не даёт в тексте понять, к кому он обращается. Но сцену легко представить в театре или кино: к человеку непосвящённому, с выражением некоторого смущения рассматривающему скульптурный портрет, обращается другой, уже размышлявший над созданием мастера и, как позже выясняется, знавший прототип образа на портрете.

Конфликт не так прост, каким кажется. Он проявляется и прямолинейно в первой фразе (ты видишь ошибку автора портрета), и в подтексте: как понять слова о «руке искусства», которая «навела на мрамор этих уст улыбку, а гнев на хладный лоск чела»? Автор, по-видимому, изобразил лицо таким, каким его увидел, хотя мог заметить противоречие между грозной верхней частью лица и улыбкой нежных женских губ – в нижней. Но этот мудрый человек почему-то не называет автора бюста ни скульптором-ваятелем, ни художником, ни мастером, а поднимает создателя произведения невероятно высоко: здесь действовала сама рука искусства. Она направляла разум, душу, руки художника. Но куда его вела «рука искусства»? Второе четверостишие отвечает на этот вопрос: она вела мастера к истине. Следовательно, лежащий в основе текста конфликт – это конфликт искусства и истины, потому что только подлинное произведение искусства неразделимо с истиной. И далее в словах этого человека, затеявшего спор, мы слышим гражданские ноты, заключительные мысли он произносит почти с пафосом. Оказывается, он знает «завоевателя», видел его постоянное лицемерие («противочувствие»), неотделимое от лжи, и считает, что этот «властелин» просто шут, подобный ярмарочному арлекину. Таков он в жизни, и его постоянную шутовскую игру выражает его лицо, которое живо и точно воссоздал скульптор, движимый стремлением к истине. «Лик сей двуязычен», – с беспощадной определённостью заявил Пушкин.

Заключение речи критика-гражданина – разрешение кажущегося здесь скрытым главного конфликта в искусстве: перед проблемой Правды в творчестве стоит каждый настоящий творец.

Историческую подоплёку скульптуры раскрыли искусствоведы, рассказав о найденной в бумагах А.С. Пушкина записке. Вот её содержание в собрании сочинений поэта: «Торвальдсен, делая бюст известного человека, удивлялся странному разделению лица, впрочем прекрасного, – верх нахмуренный, грозный, низ – выражающий всегдашнюю улыбку. Это не нравилось Торвальдсену». Но художник сохранил реальность, что подтвердил Пушкин своими обличающими стихами против Александра I. Однако в истории памятников есть пример идеализации образа этого царя. Известно, что скульпторам Мартосу и Гальбергу понравился реалистический принцип датского мастера, и они создали тоже достоверную модель памятника Александра для Таганрога. Но один из министров царского двора, возмутившись, сказал, что бюст Торвальдсена плох, потому что искажает облик покойного государя. Скульпторы отказались от своей модели и верноподданно выполнили волю двора, что соответствовало времени – эпохам классицизма, ампира, барокко – стилям, возвеличивавшим абсолютную власть.