Дмитрий Гринберг - Песнь Заире

Алмаз в руке своей держи,
Лелей его – зеницу ока.
Едва ли мы с тобою миражи!
Но нам бессмертие дано до срока…
А дальше поплывем в течении потока.

Как много звезд в тебе таится,
Но мне не дашь ты ни одной.
…Так я вздыхаю над волной!
И знаю – в грудь мою она вонзится.
Разломит мне ее так нежно,
И словно хлеб размокну в ней!
Живым останусь для людей,
Если умру душою прежней,
Как ты – о, мера всех вещей!

Я – слон к тебе иду, горящий.
Прими мою раскрытую тоску.
Я словно принц, к полудню спящий,
Я словно кит без моря, без тебя,
На берегу.

Треть звёзд на землю пала,
И ярче всех обрушен я.
Душа моя не знала,
Что так любить себя нельзя.

Но красотой я мир наполнил,
И приказал её одну
Любить, как те ладони,
Что мной пробиты в тишину.

Я не хотел бы эту пролистнуть
Протертую, уставшую страницу.
Она всю жизнь со мной и чуть
Не пролетела следом за границу.

Границу столь пустого бытия,
Что баночка покажется вселенной.
Пустая баночка, где ты и я
Остались навсегда, почти мгновенно.

Плита оставила себе тепло,
Диван себе его оставил.
О, им так много повезло,
Что им до наших правил?

Ступай сюда, вернись в свой дом,
Мы врозь с тобой стареем.
Ступай сюда, все станет сном,
И мы объятьями коснемся, как умеем.

О музыка играет,
И стрелки время искажают.
Пространство мучает без боли,
И прошлое нельзя не ворошить,
На фотографиях я стар и недоволен.
Мне нечего, наверное, делить
Не потому, что нечего отдать,
А потому, что некого просить.

Тебя почти я не касался,
Тебя почти я не боялся,
Тебя давно я не любил,
Но мне давно никто не мил,
Как ты,
Сжимавшая листы.
Сжимавшая мне руку,
И прячущая муку.
И руки наши схожи,
Они полосками по коже
Усеяны однажды.
Я утоляю тобой голод
И привкус дикой жажды,
Пока еще я молод.
Не будем жить мы дважды.

С присутствием любви
все ж уменьшается потребность в красоте.
И ты уже не норовишь
найти барокко, готику, гротеск.

Ты стал слабей для самого
себя. В безволье нет путей ведущих к Риму.
Но жертвой будучи – другого заневоль,
и может быть, тебя обнимут.

Тогда в ночи найдешь фонарь,
чтобы следить за тишиной в округе.
Но ты рукой поблизости не шарь,
там спят уставшие от ласки люди.

Поскольку нету ничего —
Ни силы, ни морщинок,
Ты поцелуй меня,
И я тебя покину.

В моей тоске твоя рука,
Не знавшая разлуки.
Я говорю тебе: пока.
Ты разжимаешь руки.

Я ухожу, как сон, печаль,
Не зная, возвращусь ли,
И мне тебя не жаль,
Как сломанные гусли.
Я был подарок устный.

Я до смерти устать хочу,
и наклониться над кроватью белой,
чтобы свалиться.
И отдохнуть в безгласной тишине.
Я наклонюсь, почти что нищий,
и я нырну в пространство белых вод,
как пойманная рыба.

Как демон выплываешь из пучины вод,
когда тебя не ждешь,
и целиком меня съедаешь.
Я немощен перед тобой,
и хоть всей силою противлюсь,
твоя немыслимая челюсть
всегда сильней.
И этой воли свыше
покоряюсь.

Тайком мне говорила ты
О том, что нет теперь печали, —
Молись, сказала, чтоб остыть…
А, может, это ангелы молчали,
С тобой когда я начал говорить?

Египет полон древних тайн…
Лиши меня догадок странных,
Если прошу тебя: «Отдай
Ненужное из тайников недавних —
Алмазы глаз твоих печальных…»

Всё пробегает мимо в эти дни,
Ты не была, но станешь грешной.
Я полюблю тебя, и разойдемся мы,
И ты уйдешь, а я исчезну.