Александр Виноградов - На обратной стороне сознания

Огромный лайнер белоснежный
Гроза открытых всех морей
Зарылся килем в ил прибрежный,
Цепями спутан якорей.

Застыл пустой и одинокий,
В чужой, забытой стороне
Не грезя больше о далёкой,
Упругой, пенистой волне.

Уже покрылся смрадом пятен
Тлетворного гниенья рук.
Как это, Господи, некстати.
Ну что же ты, мой добрый друг?

Ужель не хочешь за кормою
Увидеть полную Луну,
Пройти таинственной тропою,
Бросая взгляды в глубину.

Но не услышать тебе крики
Вперёд смотрящего: «Земля!»
И не подарит солнце блики
Изящной красоте руля.

Другим откроется дорога
К тем неизвестным берегам,
Вблизи которых мы так долго
С тобой блуждали по ночам.

Последняя встречает гавань
И полуночный мёртвый штиль.
Того, кто всё своё отплавал,
Кто по счетам всё заплатил.

Всё завершилось, друг сердечный,
Оставим страхи бытия
Встречает нас с тобою вечность,
Да будет Бог для нас судья.

Город-франт чудаковатый
Причепурился слегка.
Фрак одел он мешковатый
И взглянул на облака.

Лик свой подставляя солнцу,
В небеса бросает взгляд.
Покажись, мой свет, в оконце,
Посмотри на мой наряд.

Видишь кудри золотые
Цвета спелой, густой ржи?
У кого б ещё такие
Ты увидел, расскажи.

Скатом черепичным шляпа,
Стен атласный воротник.
Ветер дует, дождь закапал,
Всё одно в душе цветник.

Нет ни горя, ни сомненья
Вёсен чистая пора
Певчих птиц утрами пенье,
Лиры дивная игра.

Мне ты скажешь: «Эко диво,
Быть наивным простачком»
Я отвечу: «Быть счастливым —
Знамо быть не дурачком.

С виду может простоватый,
Что ж, такой уже и есть.
Да зато внутри богатый,
Счастье то ни в век не счесть.

Улыбаюсь я фонтанам,
Переулкам подмигну.
Затемно ещё я встану
Слушать ночи тишину.

Жарким днём даю прохожим
Свою собственную тень.
Пусть их радует погожий
Такой славный, летний день.

Поклонился он учтиво
Этот город – истый франт.
Да пошёл неторопливо,
Повязав на шею бант.

Свирепо буря бушевала,
Рокочущий сердился гром.
Сверкая молния, пронзала
Притихший, каменистый холм.

Один, голодная пучина,
Разверзшийся кромешный ад.
Соединяясь воедино
В холодной ярости дрожат.

Бросают вниз остервенело
Потоки тёмные воды.
Где ветер стылый, оголтело
Терзает плоть могил чужих.

В подножье древнего кургана,
Где спит давно и видит сны.
Правитель страшный, безымянный,
В объятьях молодой жены.

Лежит спокойно, отстранённо,
Среди склонившихся рабов.
Живыми рядом погребённых,
Без панихиды и гробов.

Истлели за века их лица,
На смерть кого здесь обрекли.
В кургане ставшим им темницей
Под тяжестью сырой земли.

Стою коленопреклонённый,
На плиты руки уронив.
Крестом нательным охранённый,
К могилам голову склонив.

Я слышу стон и бормотанье:
«Приди, приди же к нам скорей».
Порадуй жертвенным закланьем
И кровью жаркою согрей.

Пусть плоть и жизнь твою впитает
Могил развёрстая земля.
Не замирай на самом крае,
Иди же к нам, мы ждём тебя.

Веками мы томимся жаждой,
Невыносимо голодны.
Но час придёт, и вот однажды
Мы будем Богом прощены.

Я этим голосам внимаю
Они полны такой тоской.
Слезами камень обнимаю,
Где вечный обрету покой.

Вовсю бушует непогода,
Тоскливо, серо за окном.
Так, будто страшный кто-то бродит
На прочность пробуя мой дом.

Ревёт ломая ветки ветер —
Непобедимый исполин.
Мне жаль того, кого он встретит,
И не склонился перед ним.

Свинцовые нависли тучи
И непрерывно льют дождём.
В багряном зареве могучий
Раскатисто грохочет гром.

Стекают извиваясь капли,
Дорожки мутного стекла.
За ним горбатый, мерзкий карлик
Ворчит чего-то на свой лад.

Протягивает в струпьях руку
И дразнит высунув язык
С такою откровенной скукой
Немой мой наблюдает крик.