Елена Федорова - Вверх по Меконгу (сборник)

– Я не смогу выйти из дома. Все спят, – прошептала она.

– Выпрыгните в окно, – предложил он. Она покачала головой. – Мария, я не ожидал, что вы струсите.

– Хорошо, – сдалась она. – Я сейчас…

Она сделал шаг назад в темное пространство комнаты. Прижала ладони к губам и прошептала:

– Что я делаю? Мне следует закричать, разбудить родителей, позвать на помощь, а я молчу. Я повинуюсь неизвестному человеку, не зная даже, что у него на уме, не зная, чем закончится наша прогулка.

– Ма-ри-я… – позвал он. – Ма-ри-я, я жду-у-у…

Она сбросила ночную сорочку, надела самое лучшее свое платье и села на подоконник.

– Смелее, – сказал он, подняв вверх руки. – Я приму вас в свои объятия.

Она зажмурилась и подалась вперед. Его сильные руки подхватили ее и понесли в неизвестность.

Мария не решалась открыть глаза. Ей было страшно увидеть его черные глаза. Было страшно попасть под гипноз, лишиться своего «я». Хотя она прекрасно понимала, что свое «я» она потеряла в тот самый момент, когда распахнула окно. Нет, раньше, когда услышала звон разбитого стекла. Это разбилось не стекло, а перестало существовать ее «я». Девочка Мария потерялась среди узких улочек Венеции. Исчезла навеки…

Донато опустил ее на мягкие атласные подушки, укрыл своим черным плащом и подал гондольеру знак. Лодка качнулась и заскользила по темной воде, в которой отражались звезды.

– Хотите знать, куда мы держим путь? – спросил Донато, коснувшись кончиками пальцев ее щеки. Мария кивнула.

– В Рим, – улыбнулся он.

– Но… – прошептала она. Он не позволил ей говорить. Он прижал свою ладонь к ее губам и сообщил:

– Вы – моя пленница, Мария. Я вас похитил…

– Зачем? – прошептала она, испуганно глядя на него, понимая, что он не шутит.

– Хороший вопрос, – поправив прядь волос, выбившихся из ее прически, сказал он. – Вы, Мария, станете моей… Моей женой. Вы будете жить в Риме на Авентинском холме.

– Позвольте мне остаться здесь, – простонала она, почувствовав, как по щекам потекли горячие слезы. – Я должна помогать родителям готовить карнавальные костюмы.

– Вздор, – нахмурился он. – Вы ничего не должны. Нет, вы должны забыть обо всем. Я приказываю вам…

Он прикоснулся губами к ее шее, потом к щеке, потом к губам…

Мария не помнила, как попала в Рим, в дом Донато Бернини, который напоминал дворец. Такой роскоши Мария не видывала прежде. Но ей было холодно среди этого блеска. Ей хотелось спрятаться подальше от надменных взглядов людей, смотрящих с портретов, от купидонов, натягивающих свои стрелы, от позолоты и дорогих безделушек.

Мария выбрала себе самую маленькую комнату под крышей. Донато удивил ее выбор. Но он не стал заставлять Марию спускаться вниз в комнату госпожи, сказав лишь, что эта комната будет ждать Марию столько, сколько потребуется.

– Не потребуется нисколько, – подумала Мария. – Я умру здесь от тоски и горя. А в Венеции от горя умрут мои родители.

– О родителях не беспокойся, – словно прочитав ее мысли, сказал Донато и поцеловал Марию в лоб. – Им передадут крупную сумму денег. Они смогут нанять слуг и развернуть свое дело. Все будет хорошо. Не сомневайтесь, госпожа Мария Бернини.

– Пока я еще не ваша супруга, а всего лишь пленница, похищенная Прозерпина, – потупив взор, проговорила Мария.

– Пусть так, – сказал Донато, подняв набалдашником трости ее подбородок. – Наше приключение придает дополнительный шарм нашим зарождающимся чувствам. Наш союз, Мария, будет окутан тайной от начала до самого конца. До самой смерти покрывало таинственности будет распростерто над нами. А потом… Не станем забегать далеко вперед. Для начала, я приглашу священника, который обвенчает нас. Но это будет не сегодня. Нам надо отдохнуть и о многом подумать. Приятных снов, Мария…

Он ушел, плотно закрыв за собой дверь. Мария опустилась на колени и зашептала молитву. Слезы потекли из ее глаз. Мысли помчались вприпрыжку, сбивая друг друга с ног. Тело опалил такой сильный жар, что Марии показалось – она горит, сгорает заживо.

– Так мне и надо, – подумала она, лишаясь чувств.

Болезнь, зародившаяся еще в Венеции, на несколько месяцев приковала Марию к постели. Девушка то впадала в беспамятство, то приходила в себя. Но в эти редкие минуты прозрения она не думала ни о чем, кроме страшного суда, который заслужила.

Выздоровление наступило неожиданно, когда уже никто не верил в то, что она выживет. Утром Мария открыла глаза, поднялась с постели, распахнула окно и улыбнулась.