Не спрячешься в чащобах быта,
Не отсидишься за стеной...
Одна лишь есть от них защита —
Встречать их грудью, не спиной.
Подытожь меня, художник,
Сотвори на склоне лет
Из набросков всевозможных
Мой законченный портрет.
Начинай с того, приятель,
Как в орлянку шла игра
На асфальтовом квадрате
Петроградского двора.
А потом вокзал и пристань,
Ильмень, Новгород, Валдай
В беспорядке живописном
На бумаге раскидай.
...Избы, крытые соломой,
Нянино веретено,
Старорусского детдома
Монастырское окно...
И, снабдив буханкой хлеба,
Возвращай меня скорей
В Ленинград эпохи нэпа
И последующих дней.
...ФЗУ, рабфак, заводы,
Первые черновики,
Топки и паропроводы,
Кочегарские очки,
Тесный стол редакционный,
Рукописная тетрадь,
Лейтенантские погоны,
Госпитальная кровать...
Нет, рисуй не только это!
Ты еще изобрази
Много фактов и предметов
В отдаленье и вблизи.
Воссоздай приметы быта,
Суету любого дня —
Даже то, что мной забыто,
Ты припомни за меня.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А закончив рисованье,
Погляди издалека —
И возникнут очертанья
Паруса и рыбака.
Не попутный дует ветер,
Мало шансов на улов,
Но рыбарь бросает сети
В глубь неведомых миров.
Написаны не от руки
Ушедших подземные письма.
На кладбище возле реки
Во сне осыпаются листья.
Они что-то шепчут сквозь сон,
В них жалобы чьих-то молекул,
А ветер — слепой почтальон —
Ссыпает их сотнями в реку, —
И мимо почтовых контор,
Прочтений, надежд, узнаваний
В морской уплывают простор
Флотилии тайных посланий.
Все мы в чем-то виноваты,
И за это день за днем
Старый Рок, Судьба и Фатум
Судят всех своим судом.
Дарят горькие сюрпризы,
Шлют нам тысячи невзгод,
И хотят, чтоб маслом книзу
Падал каждый бутерброд.
Но не зря с улыбкой юной,
Без дорог и без орбит,
Бродит девочка Фортуна,
Беззащитная на вид.
Вдруг, забыв про все препоны,
Выручает нас шутя
Статистическим законам
Неподвластное дитя;
Обезвреживает раны,
Гонит хвори со двора,
Отклоняет ураганы
И спасает крейсера;
И отводит все напасти,
И отпетых бедолаг
Отоваривает счастьем
Не за что-то — просто так.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Чтобы меньше было плача
И нечаянных утрат,
Ходит девочка Удача,
Всех прощая наугад.
Вспоминаю время дальнее:
В марте, третьего числа,
Санитарка госпитальная
Нам посылки принесла.
В дни холодные, несытые
Разлучали нас с бедой
Те, холстиною обшитые,
Чудо-ящички с едой.
Я кусал ржаные пряники,
Я поспешно пировал,
Торопливо, будто в панике,
Птицу-курицу жевал.
Ах, подарочки военные,
Сколько было в вас добра, —
Снеди необыкновенные,
Самосадная махра!
Вы летели к нам, желанные,
В наши гиблые места,
На крылах из домотканого
Деревенского холста.
1942–1979
Есть за Старою Руссой проселки,
Где я хаживал в давние дни.
Говорят, там бродили и волки,
Только мне не встречались они.
Там, в закатном лесном полумраке,
Где с тенями деревья слились,
Столько чудищ мерещилось всяких —
Будто страшные сказки сбылись.
И шагал я, как в вещем кошмаре,
Как холоп на неправедный суд, —
Не ко мне ль безымянные твари
Из кустов, пригибаясь, ползут?
Но вечерние отсветы гасли,
С ними гибли чудовища те,
И казалось куда безопасней
В стопроцентной ночной темноте...
И не стоит под старость бояться
Или верить надежде пустой,
Что нездешние сны нам приснятся
За последней, за черной чертой.
По дороге шагая осенней,
Не страшись убывающих дней, —
Перед тьмою сгущаются тени,
Но во тьме не бывает теней.
Напраслинка-малютка,
Как быстро ты растешь!
Вчера звучала шуткой,
А завтра бросишь в дрожь.
Читать дальше