Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Стихотворения

И няня, склонясь над кроваткой,
Спокойные шепчет слова,
И, если все выразить кратко,
Родная планета — жива.

А после за мною глядела
Суровая няня — судьба;
Война меня в хаки одела,
Блокада взяла на хлеба.

Во сне не увидеть такого,
Что я повидал наяву,
И все-таки — пусть бестолково —
Доныне я в мире живу.

Всю книгу земных сновидений
Запомнив почти наизусть,
Я страшных боюсь пробуждений,
Я страшного сна не боюсь.

Утром
садясь в электричку на новом просторном вокзале,
на мгновение вижу
старый вокзал, где паутинами копоть
свисает с усталых железных конструкций;
поезд,
измученный дальним пространством,
прибыл под темные своды;
из облезлых вагонов,
где пробоины в крышах залатаны ржавою жестью,
все уже вышли,
слившись с толпой ожидавших;
паровоз серии «Н» сокрушенно вздыхает,
состав отводя на запасный.
Девушка с бедным букетом
одна стоит на перроне, не дождавшись кого-то,
угля частицы,
как черная изморозь, ложатся на платье в аккуратных заплатах...

Утром,
садясь в электричку,
перед тем как уткнуться в дорожное чтиво,
вижу в окно черный перрон опустевший;
там одиноко, в беспомощном ожиданье
девушка смотрит в туман;
перед ней, словно холм надмогильный,
тянется вдаль железнодорожная насыпь.

Спасибо, фотограф газетный,
Тебе доверяю вполне!
О днях и событьях бессмертных
Напомнил ты смертному мне.

Я вспомнил иные рассветы,
Я заново как бы возник;
Ведь суть фотографии — это
На вечность помноженный миг.

Былое становится близким
На снимках твоих, где война
Без ретуши и без подчистки
Бесхитростно отражена.

Я вижу землянок накаты,
Наплывы блокадного льда —
И тех, кто пред боем засняты
Единожды и навсегда.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Фотограф армейской газеты,
Поклон тебе и похвала!
Стареют стихи и поэты —
Твои не стареют дела.

Склонясь над трудами твоими,
Друзей фронтовых узнаю, —
Там мертвые рядом с живыми
Шагают в бессменном строю.

Идем через жилой вечерний Рим.
Почти всемирны и обыкновенны,
Из вертикальных омутов витрин
Глядят утопленники-манекены.

Но дальше город старше и темней,
Чем на парадно-лаковых буклетах;
Усталые сцепления камней —
Плотины, заграждающие Лету.

Поклонимся неведомым рабам,
Ночные впечатленья подытожим...
На Колизея смолкший барабан
Вселенная натянута, как кожа.

Там, на арене, в толще темноты,
Теперь приют четвероногих нищих;
Рассвета ждут бродячие коты —
Им римляне сюда приносят пищу.

Дряхлеет каменная красота,
Мирская слава — что песок сыпучий,
А тихая людская доброта,
Как кошка бесприютная, живуча.

Сухопутные птицы,
Поглядите-ка вниз, —
Как могли вы решиться
На отчаянный риск?

Кто подсунул вам, птахам,
Аварийный маршрут,
Где порою от страха
Перья дыбом встают?

Океан всеединый —
Хоть бы ломтик земли,
Хоть бы плот, хоть бы льдина,
Хоть бы траулер вдали...

В небесах беспредельных
Где вам отдых найти?
Недолетов смертельных
Много будет в пути.

Им нельзя приземлиться
Над пучиной седой,
Сухопутные птицы
Держат путь над бедой.

Либо выдюжишь — либо,
Только волю ослабь,
Сразу штопором к рыбам
В океанскую хлябь.

Умирай — но не падай,
Крыльев не покладай, —
Как в искусстве, здесь надо
Гнать и гнать себя вдаль.

Гнать себя над судьбою
Без покрышки и дна —
К той полоске прибоя,
Что тебе не видна.

При ходьбе набив мозоли,
Путь-дороженьку кляня,
Пешеход, кряхтя от боли,
Взял да выдумал коня.

Голый выдумал одежду,
Нищий выдумал суму,
Утопающий — надежду
(Чтоб тонуть не одному).

А меня, земного сына,
Не выдумывал Творец —
Просто вылепил из глины,
Взяв себя за образец.