Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Стихотворения

Возненавидел. Позабыл. Простил.
Прошли года. Сегодня вспомнил снова
Тебя, закат, и шум ручья лесного,
И мостика бревенчатый настил.

И все на миг таким недавним стало:
Позвать, назвать по имени — и ты
Возникнешь из лукавой темноты,
И всех дорог нам в мире будет мало.

А в старом парке листья жгут,
Он в сизой дымке весь.
Там листья жгут и счастья ждут,
Как будто счастье есть.

Но счастье выпито до дна
И сожжено дотла, —
А ты, как ночь, была темна,
Как зарево — светла.

Я все дороги обойду,
Где не видать ни зги,
Я буду звать тебя в бреду:
«Вернись — и снова лги.

Вернись, вернись туда, где ждут,
Скажи, что счастье — есть».

А в старом парке листья жгут,
Он в сизой дымке весь...

Три года блокадных стоял в тупике
Вагон пассажирский зеленый.
Три года стоял он пустой, налегке,
Обстрелянный и запыленный.

Упали осколки стекла на откос,
Как хрупкие звонкие льдинки,
В чугунные спицы массивных колес
Ромашки вплелись и травинки.

А город зажат был врагами в кольцо,
Он гарью пропах и тротилом,
Но ласточка смело гнездо для птенцов
Под крышей вагона слепила.

Три года сюда возвращалась она
Весною, жива и здорова,
И, даже когда миновала война,
Не выбрала места другого.

Но как-то, ловя мошкару для детей —
Что вовсе не легкое дело, —
Она далеко от железных путей
Воздушным путем залетела.

Вернулась, летит вдоль путей запасных:
«Где ж дом этот длинный, зеленый?
Неужто взлетел и до новой весны
Отправился в край отдаленный?»

Головки ромашек легли между шпал,
А место как будто знакомо...
Но лишь воробей-прощелыга скакал
На месте зеленого дома.

«Где дети мои, отвечай, не томи?»
И тут воробей ей ответил:
«Ты мошками лучше меня накорми, —
На дачу уехали дети».

И лапкой небрежно махнул он на юг —
Мол, экое важное дело...
А ласточка крылья спружинила вдруг —
И «ласточкой» в небо взлетела.

И поезд она увидала вдали,
Он мчался по нивам просторным,
Зеленой стрелой вдоль зеленой земли,
Стрелой с наконечником черным.

Клубился над ним антрацитовый дым,
Мелькала за шпалою шпала,
И ласточка долго летела за ним —
За Вырицей где-то нагнала.

Как все здесь неуклюже и негладко,
Пороги вязнут в вековой грязи,
И храма циклопическая кладка
Бесформенною кажется вблизи.

Уходит ввысь уверенно и хмуро
Замшелая бугристая стена,
И камня первозданная фактура
Щербата и ничем не смягчена.

Но вверх взгляни — над сизыми холмами
Увидишь ты ожившую мечту:
Как дым костра в безветрие, как пламя,
Как песня, храм струится в высоту.

Он рвется ввысь, торжественен и строен,
Певучей силой камень окрылен, —
Для бога он иль не для бога строен,
Но человеком был воздвигнут он.

И нет в нем лицемерного смиренья —
Безвестный зодчий был правдив и смел:
Он стал творцом — и окрылил каменья,
И в них мечту свою запечатлел.

И ты стоишь на каменном пороге,
И за людей душа твоя горда, —
Приходят боги и уходят боги,
Но творчество бессмертно навсегда.

Во тьму, на дно речного омута,
Где щука старая живет,
Засасывает листьев золото
Задумчивый водоворот.

Плывут все новые и новые
И погружаются на дно,
Березовые ли, кленовые —
Водовороту все равно.

А ночь осенняя, пустынная
Приходит — и из трав густых
Со дна всплывает щука длинная,
Вся в листьях ржаво-золотых.

Ей снова молодость мерещится.
Она, пьянея тишиной,
Как рыжая русалка плещется
Под фосфорической луной.

Забудь меня! Так мне и надо...
Лишь я не забуду, мой друг,
Прозрачные сумерки сада,
Томленье недолгих разлук.

Как прежде, зеленое море
Шумит у проезжих дорог,
У станции на семафоре
Все тот же горит огонек.

И та же весенняя сырость
Встает от широких болот —
Ничто не ушло, не забылось,
Все помнит свой срок и черед.