Анна Баркова - Возвращение - Стихотворения

Морды, которые когда-то были
Человеческими ясными лицами.
И мы с тобой здесь… Но не забыли,
Что когда-то жили в столице мы.

Мы поспешно жуем какой-то кусок.
Надо спать, не следует мешкать.
И ложимся тихонько мы «в свой уголок»
В темноте зловонной ночлежки.

Ну как же при этом быть с любовью?
Кругом народ, посторонние.
На грязной доске, на жестком изголовье
Мы любовь свою похороним.

Похороним, оплачем, всё-таки веря,
Что всё это временно терпим мы,
Что мы не пошляки, не грубые звери
В этом мире спертом и мертвенном.

«Временно, временно…» А время тянется.
А для нас когда время наступит?
Быть может, когда в нас жизни останется
Столько же, сколько в трупе.

Ты боишься, что Ужас Великий грянет
Что будет страшней и хуже.
А по-моему, всего страшней и поганей
Наш обычный, спокойный ужас.

Украдкою… — от слова «кража» —
Родится ласка в тишине.
Мы не выходим из-под стражи,
За нами смотрят и во сне.
Глаза чужие рядом, близко,
Глаза, как грязная вода,
Нас заливает мутью склизкой
И день, и ночь, всегда, всегда.

Загон для человеческой скотины.
Сюда вошел — не торопись назад.
Здесь комнат нет. Убогие кабины.
На нарах бирки. На плечах — бушлат.

И воровская судорога встречи,
Случайной встречи, где-то там, в сенях.
Без слова, без любви. К чему здесь речи?
Осудит лишь скопец или монах.

На вахте есть кабина для свиданий,
С циничной шуткой ставят там кровать:
Здесь арестантке, бедному созданью,
Позволено с законным мужем спать.

Страна святого пафоса и стройки,
Возможно ли страшней и проще пасть —
Возможно ли на этой подлой койке
Растлить навек супружескую страсть!

Под хохот, улюлюканье и свисты,
По разрешенью злого подлеца…
Нет, лучше, лучше откровенный выстрел,
Так честно пробивающий сердца.

Иногда поэма великолепно льется,
А иногда качаешь
И конца не чаешь,
Как воду из пересохшего колодца.

Вот например: ЛЮБЛЮ —
Какое медово-благоуханное слово,
И мусолишь его с ловлю,
хвалю,
мелю,
лю-лю,
И получается, извините, дерьмово.

…А где-то собираются тучи
И замешиваются всё гуще над всеми,
Над нашей «кипучей, могучей».
Ну можно ли в такое время

Рифмовать: люблю,
в хмелю,
киплю
и сплю?

А представьте себе, что можно!
Когда на душе тревожно,
Непременно надо любить КОГО-ТО.
Ведь ЧТО-ТО никогда не спасет,
А испугает и потрясет.
Не спасают надежда или работа,
А спасает КТО-ТО.

Ты спасаешь, ты спасаешь меня,
Быть может, против собственного желания.
И вот поэтому, рифмами звеня,
Я тебе вручаю послания.

Сидит поэт
Много лет,
И хорошо, что он любит.
Быть может, скоро
Огромные хоры
Архангелов в трубы вострубят.

Всех призовут
На Страшный Суд,
И начнется последняя суматоха.
Я смеюсь, и мне хорошо с тобой,
Когда мы рядом, тело с телом, душа с душой.
А вообще мне очень, очень плохо.

Вышел Иван из вагона
С убогой своей сумой.
Народ расходился с перрона
К знакомым, к себе домой.

Иван стоял в раздумье,
Затылок печально чесал.
Здесь, в этом вокзальном шуме
Никто Ивана не ждал.

Он сгорбившись двинулся в путь
С убогой своей сумой,
И било в лицо и в грудь
Ночною ветреной тьмой.

На улицах было тихо,
И ставня закрыли дома,
Как будто бы ждали лиха,
Как будто бы шла чума.

Он шел походкой неспорой,
Не чуя усталых ног.
Не узнал его русский город,
Не узнал и узнать не мог.

Он шел по оврагам, по горкам,
Не чуя натруженных ног,
Он шел, блаженный и горький
Иванушка-дурачок.

Из сказок герой любимый,
Царевич, рожденный в избе,
Идет он, судьбой гонимый,
Идет навстречу судьбе.

Я, задыхаясь, внизу
Тихо, бесцельно ползу.
Я навсегда заперта,
Слово замкнули уста.
Здесь тишина мертва,
Никнет больная трава.
А наверху, над собой,
Вижу я облачный бой.