Алексей Кащеев - восемнадцать плюс

короче я так сильно опьянел
что вышел не на той
всегда любил вечерний город Химки
когда бы дали мне возможность
построить город как я был бы рад
создать Калининград
Берлин а лучше Дрезден
чтоб здания различные дворцы
больницу школу площадь зоопарк
центральный парк
вокзал костел пивную
и кладбище и всю инфраструктуру
смело бомбардировкой
шквал огня
чтоб поглотил ее до тротуара

и чтоб потом когда пройдет тоска
когда пройдут союзные войска
и трупы похоронят и опять
откроют магазины

чтоб на месте пивной
построили пивную а на месте
других строений возвели бы их
прекрасных близнецов
блестящих молодых билет три евро

и чтоб музей открыли и сказали
пришедшему невнятному туристу
вот дескать чашка
стол славянский шкаф
две тумбочки свидетельство о браке
вот фото а на нем бараки
на фоне их невнятное семейство
и девочка в каком-то полушубке
и женщина и муж ее с брюшком
стремятся вылепить Снегурочку из снега

где ныне – говорю тебе —
стоит сей город
где его концы
и где развалины?
где говорю гонцы
что всем провозгласили: город пал
неужто он – спрошу тебя —
неужто он и вправду, вправду пал?

вот это ощущение когда
выходишь на мороз без шапки
и ежась на ноябрьском ветру
выходишь в школу но идешь не в школу
так значит в институт не в институт
так на работу нет не на работу

выходишь и идешь но не к метро
а неизвестным ранее маршрутом
проходишь стройку парк и гаражи
петляешь у казенного забора
на проходной не видно ни души
лежат комки заснеженного сора

и ты бредешь куда глаза глядят
заходишь в цех какой-то обработки
там выцветшие лозунги висят
валяются бутылки из-под водки
как будто бы рабочие ушли
на пять минут в столовую в курилку
оставив хитрые свои станки
забыв убрать кудрявые опилки

и ты проходишь этот гулкий цех
проходишь склад и в здании общаги
идешь по лестнице на верхнем этаже
раскиданы какие-то бумаги
бросает ветер годовой отчет
и фото шелестит в разбитой раме
с тех пор как умер трудовой завод
они живут по собственной программе

и этот звук и этот бледный свет
глядящие на нас неумолимо
все это разве страшно нет
нестрашно пока ты проходишь мимо

я нашел в седло залез
сел пришпорил и исчез

нет не так все это было

я нашел в седло залез
сел пришпорил и исчез
вижу странную картину
дева плачет надо мной
я лежу босой нагой
что там надо этой деве
отчего я наг и бледен
уж не мертв ли я не знаю
вот охотник выбегает
но конечно не стреляет
просто смотрит на меня
смотрит вся моя родня
да я умер что за диво
отчего все так красиво
эти люди этот лес

нет не так все это было

я нашел в седло залез
сел пришпорил и исчез
вижу странную картину
мама плачет надо мной
я сижу босой нагой
прямо в ванной в мыльной пене
и рассматриваю тени
от игрушек на стене
вот трансформер выбегает
прямо в Бэтмена стреляет

нет не так все это было

я от бабушки ушел
и от дедушки ушел
я от мамы ускакал
долго по полю искал
доброго коня такого
быстрого да удалого
вот нашел в седло залез
сел пришпорил и исчез

«Молодой человек не такой уж молодой» —
Говорят мне в очереди; я оборачиваюсь.
Это моя мать.
Я спрашиваю: «С чего тебе здесь стоять?»
А она мне: «Я уже год как занимала».
Тут бы мне и проснуться,
Но этого мало.

Я снова вижу ту же очередь,
То ли за хлебом, то ли за маслом,
Ну, на худой конец, в сберкассу.
«За Вами просили не занимать».
Я оборачиваюсь.
Это моя мать.
Смотрит жалобно, немного с упреком.
Я говорю: «Ну что в этом проку?
По логике сна мне вообще наплевать,
Могу кому хочу нахамить,
Напасть на кассиршу, окно разбить»,
Но она говорит мне: «Уже рассосалось».
И действительно, народу совсем не осталось.
Я подхожу к окошку,
Толстая женщина в зеленом жакете
Дает мне билетик.
Я захожу в комнату.
Сажусь на табурет.
Гаснет свет.

Мне показывают слайд-шоу, какие-то картинки:
Страницы из букваря со словами «зима» и «лето»,
Я вижу дворника и дворик, залитый светом,
Я вижу врача – он держит мои ботинки,
Вижу эскалатор на Театральной – он едет вправо,
Задираю голову вверх до боли в суставах,
Вижу небо, и солнце увидеть пытаюсь.
Тут бы мне и проснуться —
И я просыпаюсь.