Дмитрий Пригов - Монады

А сейчас самое время поговорить о тех обещанных конкретностях. Осведомленный читатель, взяв в руки поэму, заинтересованно прочитав ее (хотя бы по той причине, что в ней упомянуты люди вполне незаурядные и привлекательные), либо просто просмотрев ее, заметит фамилии и имена абсолютно реальные и объективно существующие. Неосведомленному же читателю я сообщаю: да! да! да! – как это ни опасно (в смысле моих дальнейших отношений с этими прочитанными вами героями), я решил вывести их в поэме под их собственными именами. И здесь следует целый ряд оговорок, из которых вроде бы следует, что люди-то реальные, а все-таки, где-то, по правде говоря, в некотором роде и отношении, при ближайшем рассмотрении, становясь на точку зрения и учитывая особенности и обстоятельства, при некоторых допущениях, с поправками и замечаниями, при условии и принимая во внимание – выходит, что и не реальные. Да кто ж этому поверит! Но все же. Как заметит читатель, я в начале поэмы курю. Но ведь я давно уже бросил, а с тех пор успел уже снова начать и почти успел бросить снова. Вот как давно началось это. За это время я уже успел сменить не одну привычку, интерес и мысль. Да и друзья – они ведь тоже люди, ведь они тоже хотят любить, и любить не одну постоянную, а разные мысли, чувствовать разные сменяющиеся чувства. Разные не только во времени, но и в одновременном количестве. Однако дидактический стиль поэмы заставляет моих героев быть приверженцами, прокламаторами одной идеи. А мои герои вполне реальны, и характеры их, чтобы быть понятыми во всей полноте, должны были бы быть изображены литературой реалистичной, к которой я тоже примыкаю, но другим боком, не тем, который изображает полноту характеров и реальность ситуаций. По законам же поэтики, мной избранной, мои герои вынуждены были принять позы, им, возможно, не свойственные в той резкости и ограниченности, которые им навязала поэзия поучений и деклараций и моноидеи, с героями которой реальные люди совпадают разве что в те редкие исторические периоды резкого всплеска революционной, идеологической и национальной страстей. Мои герои не…

Тут возникает естественный вопрос: если приходится столько времени и слов тратить на то, чтобы доказать, что реальные герои – не совсем реальные, даже совсем не реальные, то зачем, собственно, обзывать их именами собственными? Вопрос естественный не только для читателя, но и для меня самого. Я задавал себе его несколько раз и несколько раз порывался сменить имена на вымышленные; и каждый раз с какой-то фатальной неизбежностью возвращался к тому, с чего начал. А начал я с друзей. Очевидно, я настолько сросся с ними не только человечески, но и поэтически, что замена имен была бы для меня равнозначной написанию совсем другой поэмы. Посему – быть тому как тому быть.

Да, чуть не забыл про Гоголя. Я обещал вам Гоголя. Вот он, то есть не он, а я, вернее, я совсем не хочу уподобляться Гоголю, но и еще в меньшей степени хочу, чтобы мои друзья уподобились друзьям Гоголя.

(мнение автора не обязательно совпадает с мнением выведенных в поэме друзей, а мнение выведенных друзей не обязательно совпадает с мнением реальных друзей, мнение которых не обязательно совпадает с мнением выведенного автора, мнение которого не обязательно совпадает с мнением автора реального и мнением выведенных друзей)