Дмитрий Пригов - Монады

Собственно, вся культурная жизнь и есть объяснение всего. Надо просто объяснять все прямым способом по принципу бритвы Оккама. И все будет не то чтобы ясно, но однозначно.

Как и во всяком рассудительном деле, в данном случае важна правильная постановка вопроса, чтобы не получить ответ, типа известного анекдота:

– Ты любишь помидоры?

– Если в пищу – то да. А так – нет.

Собственно, определение гражданской лирики досталось нам, дошло к нам от прошлых времен традиционного жанрового определения и членения поэзии. В нынешнем оформлении – где-то от времен сложения, осмысления, конституирования и социализации профессиональной поэзии. Для России – начало XIX века. Но и тогда это не было определено, вернее, определяемо однозначно. Скорее, ситуативно и контекстно. Хотя, конечно, присутствовали постоянные темы и знаковые элементы – народ, родина, простой и угнетенный человек, геройство и смерть, жертва и враги. Ну, пара-другая чегонибудь еще в подобном же роде. Во многом этот набор, сохраняя основные свои элементы, конечно, зависел и от конкретной социополитической ситуации, с ее новыми проблемами и, соответственно, каждый раз несколько по-новому конструировавшей образ героя, обремененного гражданской ответственностью.

Понятно, что поэт, литератор, производитель стихов, будучи, естественно, рожденным, проживающим и внедренным в социальный контекст эпохи, политические события и каждодневную окружающую жизнь, является, по сути своей, существом социально-гражданственным, что и проявляется в его поступках, оценках, говорении и, в разной степени редуцированности, в его писаниях.

Но, очевидно, говоря именно о гражданской лирике, мы имеем все-таки в виду некую специальную умышленность высказывания, его отрефлектированность и определенные жанровые признаки.

Хотя и здесь не все так просто и обязательно в своей эксплицитной выраженности. В пример можно привести сознательную позицию индивидуалистской лирики в обстановке и контексте тоталитарных режимов и идеологий, становящуюся гражданским жестом и позицией. Даже жестом вызывающим. Припомним всем известных итальянских герметистов, да и подобных же авторов в собственном отечестве.

В наше время при наличии такого разнообразия одновременно актуальных поэтических практик, школ и направлений, откровенное сюжетно-дидактическое выражение идей гражданственности может объявиться скорее как стилистические черты одного из традиционных направлений, в пределах которого вполне возможны способы прямого манифестирования подобного. В этом в значительной степени можно углядеть и атавистические черты времен, когда поэзия была больше, чем поэзия – публицистика, информационное сообщение, нравственно-этическая проповедь и духовно-мистическое откровение. Мы не говорим уж о тех неправдоподобных временах, когда она действительно была магией, составной частью религиозного ритуала и мифом. В пределах же некоторых направлений современной поэзии – летризме, например, или звуковой (саунд) поэзии – подобное просто невозможно по самой сути этих направлений, оперирующих не логически построенными связными предложениями в их интенции стать социокультурно обоснованным высказыванием, а чистыми знаками, суггестией звучания, если и переводимыми в привычный контекст литературы, то достаточно сложными вспомогательно-объяснительными или интерпретационными процедурами.