Дмитрий Пригов - Москва

Так что исключительность упомянутого пса и его хозяев понятна и сомнению не подлежит. Сэр коротал свои ночи в коридоре на принадлежавшем только ему коротеньком диванчике, покрытом мягким, правда, уже сильно заношенным, вытертым, усеянным многолетней Сэровой короткой шерстью шотландским пледом, – тоже достопримечательность по тем временам. На случаи же ночевок поэта пса выпроваживали в достаточно большую ванную комнату и запирали на ночь. Потосковав, поскребя массивную дверь, животное утихомиривалось, широко зевало и успокаивалось.

Так же случилось и на сей раз. Договорив, дообсуждав последние специфически ночные кухонные проблемы, улыбнувшись друг другу, распрощавшись, выпроводив пса, заперев его, разошлись по местам своего ночевания. Все утихло, улеглось, уснуло, успокоилось в неспокойном пустынном гигантском городе. Редкое окно слабо освещалось подмигивающей керосиновой лампой или того пуще – свечой. Однако же подобные нерасчетливые траты могли позволить себе немногие сибаритствующие или застигнутые спешной ночной работой. Такое расточительство в морозной непроглядной ночи, потрескивающей нещадно сжимающимся деревом или чьими-то неустроенными костями, было чрезвычайно редко. Да и сил к этому времени практически не оставалось ни у кого.

Уснули все и в нашем описываемом доме. Но вот среди ночи поэту понадобилось в туалет, который он незамедлительно, шаря в темноте по стенам, стукаясь коленками об углы непривычно расположенной мебели, и посетил. Однако на сей раз, возвращаясь на место своей дислокации, на свой (вернее, полусвой, четверть-свой, одна восьмая свой и семь восьмых собачий) диванчик, он забыл плотно притворить дверь в ванную комнату. Потревоженный зверь, проснувшись, незамедлительно выбрался из своего заточения и направился к месту привычного ночлега. Обнаружив там захватчика, собака, недолго думая, легко вспрыгнула, перемахнула спящее тело, поместившись между ним и стеной. Затем уж совсем нехитрым маневром, уперев все четыре ноги в стену, спокойно скинула ничего не ведающего, даже не могущего подозревать о том поэта на пол. Встрепенувшись, завертев в темноте головой, ничего не разбирая, не имея возможности осмыслить происходящее, поэт шарил руками в потемках, пока не обнаружил на своем бывшем месте мягкое крупное теплое шерстяное тело. Тут он все понял. Он пришел в себя и неимоверно обиделся на дикое оскорбление, унижение со стороны хамского животного. Кое-как натянув на полуголое тело пальто, нахлобучив шапку, не известив хозяев, не став выяснять отношений с унизившим его бессовестным животным, поэт слетел вниз по темной вонючей лестнице и выскочил на неосвещенную нежилую улицу. Трещал мороз, взвывал ветер, царил комендантский час, раздавались дальние и близкие резкие выстрелы, со всех сторон звучали беспрестанные дикие выкрики оголодавших, настигаемых пулями патрулей.

Поутру хозяева, поглядывая на любимую собаку, сладко потягивающуюся и широко позевывающую с сопутствующим повизгиванием, ничего не могли понять. Они недоуменно смотрели на Сэра. Но он, естественно, ничего им не рассказал, так как это было бы явно не в его пользу.

– Где же Борис Леонидович? Где же Борис Леонидович? – метались они по не такой уж обширной квартире, имевшей в запасе мизерное количество уголков, способных тайно схоронить большое человеческое существо. Они в недоумении разводили руками, с озабоченными гримасами поглядывая друг на друга и на собаку. Тут же набрали телефонный номер поэта. Но Пастернак отказался им что-либо объяснить. Он попросту не брал телефонную трубку и разорвал с ними всякие отношения. Он вообще никому никогда не помянул ни словом по поводу этого унизительного для него происшествия. Так что даже непонятно, каким образом и кому о нем стало известно. Да я не допытывался. Да дело-то, в общем, не в этом.

Просто, выскочив на улицу, он явно почуял, как со всех сторон несет гарью. Именно в эту ночь подоспели особые подразделения, которые специально изготовленным для этой операции инструментом стали распиливать упомянутую промерзшую до крепости стальных швеллеров решетку, телесно-плотски скроенный каркас. Затем некими горючими составами, созданными исключительно для данного экстраординарного случая в закрытых специализированных учреждениях, принялись сжигать упомянутые сооружения прямо здесь же, на пространстве внезапно открывшегося во все стороны пустынного города. Поэт шел по странно трагически озаренному нечеловеческим огнем человеческого горючего материала городу, грея руки над яркими кострами, редко перебрасываясь словами с поджигавшими.