Юрий Монарха - Любовь зла 2.0

Я взмок, приснится же такое:
Со мной в гостинице «Кубань»
Стихи читает Полозкова,
А я читаю по губам.

Стихи хорошие. И губы…
Но я же не мечтал о ней!
Я не хочу казаться грубым,
Ни наяву и ни во сне.

Как намекнуть ей, что мешает?
Что если я заснул с женой?
Махнул рукой, не исчезает.
И гложет мысль «хочу домой!»

Прочёл молитвой Заходера –
Не помогает ничего…
Воскликнул: «Блин, какого хера?»,
А хор соседей: «Твоего!»

И коридором мчится какофония:
«Хочет главный приз,
Хочет главный приз,
Или тоже псих?

Как колокол на колокольне,
Стихи мы читаем навзрыд.
Одни читают, чтоб помнить,
Другие – чтобы забыть».

Какой-то зверский вытрезвитель!
Обманчив вычурный уют –
Пируют вроде все, но выпить,
Похоже, тоже не дадут.

Я на Том Свете? Где нет секса?
Тогда к чему сей маскарад?
Увы, но всё же интересно
Куда попал, в Рай или Ад?

«Здесь от стихов никто не помер,
– у Веры голос чуть притих, –
Вы можете покинуть номер,
Но от меня Вам не уйти!»

Женщина тонет, женщина тонет.
Бьются о воду слепые ладони.
Встаньте, читатель, – женщина тонет!
Так вот в Чикаго, Париже и Ницце
Тонут в разврате, святые блудницы.

Женщина тонет, тонет века.
Женщина тонет – поэт виноват!
Не отыскал ободряющих слов,
Не поучал, не читал ей стихов.
Я Вам свои почитаю, хотите?
Женщина стонет: «Спасибо, спасите!»

Жарко на пляже невыносимо.
Невыносимо, где же мужчины?
Рыцари, где же? Поэты – не в счёт!
Это совсем особый народ.
Нервы поэта обожжены,
Мысли в другое погружены.

Что-то, конечно, может и он.
Может в стихах попереть на рожон,
Пообещать полкило миндалю,
Грозно молчать, когда женщину бьют,
Болью чужой восхищаясь как чудом.
Может таблеткой спасти от простуды,
Стать перед девкой коленками в грязь,
Антиматерно матерясь.

Многое могут поэты в законе,
Но не забыть бы – женщина тонет!
Ах, как подробно тонет она.
Тонут в глазах её облака,
Словно в озёрах, немых и бездонных.
Вход посторонним – женщина тонет!
Видно, немало горя глотнула….
Впрочем, не тонет. Уже утонула.

Не вечны персонажи, каждый год
Я наблюдаю, как они уходят.
Но способ, коим выстрадан уход,
мне, поэтессе, часто не угоден.

Каренина, как твой характер крут!
Но пасть лицом пред поездом железным…
Уж лучше умыкнуть пастуший кнут,
и взять верёвки тайную полезность.

И стать на цыпочки в любом лесу,
на том конце замедленного жеста
сплести петлю, и поднести к лицу,
и ощутить верёвку как блаженство.

Иль Несмеяной стать для некого полка,
чтоб, выпустив нетрезвость из бутылки,
вдруг соблазнить ревнивого стрелка
распущенной открытостью затылка.

Или состариться. Назло свечам
досуг вечерний наполняя вздором,
природу прислонив к своим плечам,
мечтать подохнуть где-то под забором.

И вот тогда в последний миг зари
все персонажи, читанные где-то,
придут к тебе, чтоб поблагодарить
за доброту и гуманизм сюжета.

Я сдал истмат на тройку,
Но не стыжусь её.
Поэты – лишь надстройка
Над общим бытиём.
Я горд, что есть «творительно»
В оценке «удовле…» –
Легко и убедительно,
Как киль на корабле.
Есть базис: чтобы кушать,
Жаркое ставят в печь.
Надстройка лечит души,
Чтоб от тоски не слечь.
Но если не позавтракал,
И пропустил обед,
То даже и с припарками
В стихах напишешь бред.