Василий Галас: По встречной

Под пятой снегопада
замер город ночной.
Не узнать палисада:
стал он вовсе иной —
белый-белый и тихий,
погружённый в зиму.
Вновь метели-портнихи
шили платье ему.
Загляденье. Ещё бы…
Так узоры густы.
Медальоны-сугробы.
Ожерелья-кусты.
Ночь пылит волшебствами.
Снегопад этот – маг.
Возглашаю словами
каждый шорох и шаг.
Право, ночи награда —
всё, что здесь описал:
я со слов снегопада
этот стих написал.

На снегу сребристо-белом —
право тайнопись… Смотри…
Человек протопал смело.
Порезвились глухари.
Оленёнка вязли ноги.
Лис запутывал ходы.
На снегу лесной дороги
заек лёгкие следы.
Вот и белки молодые
опускались до земли.
Волки рыскали седые.
К водопою вепри шли.
Точки, крестики, кружочки,
бесшабашные следы…
Бег, прыжки, шаги, шажочки…
Ходит жизнь – на все лады.

Снег – уединяет,
будь вы и в толпе.
Снегопад, а чувство —
вы одни в купе.
И несёт вас поезд
времени. И вы —
на пороге новой
жизненной главы.
И – мечты заметно
действует магнит…
Снег уединяет
нас, но – не рознит.

Что значит – чертовщина,
выпытываешь ты.
Узнаешь, дурачина,
до утренней звезды…
Вот дом обсели тени,
и мрак во всех углах,
и встал ты на колени,
замаливая страх.
Перепугав до смерти,
скребётся кто в окно?..
Дрожишь… Неужто черти.
Ночь за окном. Темно.
Шумит каштан листвою.
На небе ни звезды.
Протяжно где-то воют
зловещие коты…
Сходить бы за дровами
в сарай, сидим, ведь, зря…
Не передать словами —
какого упыря
я вижу у забора…
И леших полон сад…
Дров набирай-ка споро —
и торопись назад!
Ну что же ты? Иль струсил,
к крыльцу, дрожа, идёшь…
Так к привиденьям в узел
до срока попадёшь.
…К нам по какому делу
зелёный старичок…
Гостит – тоска заела —
в саду лесовичок…
Перекрестись, детина:
бесплотны твари те,
не одного кретина
увидишь в темноте.

Да… Ночь страшнее казни,
для чертовщины – рай.
Избавься от боязни,
и – двери запирай.

Чёрный лебедь на пруду,
что мрачнее ночи,
коротает дней беду,
выплакав уж очи.
Где-то – чистые пруды,
их зеркальны глади…
А на этом – власть беды:
гадкой тины – клади.
Убиваясь по красе,
с лихолетьем споря,
лебедь, белым жив,
как все,
почернел… от горя.

Поёт мой народ – и плачет.
И плач потому тот горек —
что нет на пути удачи,
зато вековечно горе.
Есть счастья на свете земли.
Там смех и веселья струны.
А мы только горю внемлем.
Его на пути буруны.
Вновь пристяжь в чужой упряжке,
мы горько клянём невзгоды.
А это о нас «…бедняжки!..»
иные твердят народы.
Свет застят нам Зла законы,
над нами вздымают крону.
Её пышноты зелёной
века сединой не тронут.
С ней солнце нам скупо светит.
И жизнь выдаётся пыткой.
Успеет ли раньше смерти
удача?: ползёт улиткой…

Было предложенье —
честью поступиться:
дифирамбы ахнуть
партии тупицы…
О, не будь я связан
нормами приличья —
крепко бы досталось
мастеру двуличья.
Обругал бы гада
матерно и люто.
Оптом подкупает
всех его валюта.
Думал – и ПОЭТЫ
продаются тоже.
От такого шага —
упаси мя, боже!
В мимике презренья
рот мой неподвижен.
Гад моим молчаньем
ох как был унижен!..

Снова с помпой что-то
празднует столица.
Взрослым – нет работы.
Детям – не учиться.
Вольница – солдатам.
По домам – студенты.
Отпуск – депутатам:
их эксперименты…
Средь разрухи ржави
вновь, едва не сотый,
выходной в державе…
Эй, лжепатриоты,
прочь закон негодный!
Эй, властей орава,
коль народ голодный —
нет на праздник права.

Был я гостем многих школ
в стороне родимой.
Удручён…
Ищу глагол
здесь необходимый,
чтоб вернее описать
их печаль, гниенье
и, попутно, увязать
с власти самомненьем…
Большинства коснулся тлен —
умирают тихо.
Красоту былую стен
доедает лихо.
Без ремонта много лет
классные пределы.
Темнота затмила свет.
Сырость. Воздух прелый.
Нет чтоб красить и белить,
строить, как когда-то…
Власть способны лишь делить
ныне горлохваты.
Алчны. Метят снять навар —
где не снилось даже:
школы – чем те не товар —
уж ведут… К ПРОДАЖЕ.