Василий Галас - По встречной

Зори поголубели —
чисто вам незабудки.
Радость играет время
на поднебесной дудке.
Крыши – как маникюры —
красно-зелёно-сини…
Это же сколько солнца
в купленном апельсине…
Грач – полицейский в чёрном.
Улицы – как тетради.
Пишете в них – без ошибок
пишите, июня ради.
Весна диктует идеи
и окрыляет мысли.
Она что ни год – на зрелость
контрольная… в этом смысле.
По-школьному вас волнуют
вопросы её билета.
Зачёт – всё что было в мае.
А утром – экзамен лета!..

Срифмовал без счёта
максим я умело.
Вот бы применять их
общество умело…
Взялся – наставляю.
Действую. Бунтую.
Я ведь – за убогих.
Долг свой – памятую.
Космосом назначен
я на роль поэта.
Человек я внешне —
так-то я ПЛАНЕТА.

И вправду музыка – святая:
к уму и сердцу верный ключ.
Она на первый взгляд простая —
но сколь же дух её могуч.
Из родников святого неба —
мелодий вешняя вода.
Бывает – песня ломоть хлеба
нам заменяет иногда.
Уходят горести и беды
под звуков чистый перезвон.
Постигший музыки секреты —
велик.
Мой каждому поклон.

Ходит с тростью господин Февраль.
Белый-белый у него сераль.
И не лжёт предание, мудро:
серебра там – не одно ведро,
на столах – небесный всё хрусталь,
ярких льдинок голубой миндаль.
Звёзды колет в мириады льда
шах. Нет ходу никому туда.

А женою у него Луна.
Неземная красота видна.
Всё в заботах по дворцу скользит:
чужестранцев на носу визит.
Именитым быть гостям – не счесть.
И арабы, и французы есть…
Чует шах в руке счастливый зуд:
те подарков чудеса везут.

Ну а выйдет из сераля шах —
все, конечно, вьюги «на ушах»…
А позёмки – те уж сразу ниц:
не рассмотришь за поклоном лиц.
Слуги-ветры подведут коня —
шах умчится по дорогам дня.
Псы-морозы – верной тенью вслед.
Февраля прекрасней царства нет!

О, как звучит аккордеон,
толпу прохожих собирая…
Себя стыдясь, лукавит он,
зазывно-весело играя…
Порхает гордо старый гранд
на музыкальном поднебесье.
Толпе кричит его талант:
– До капли ваш сегодня весь я…
Судьба – просить – моя: на хлеб,
ещё, пускай, на молочишко… —
А что она? Развлечься где б…
Летит бедняге мелочишка.
Привыкший к звону медяков —
он всё играет без надежды
на снисхожденье кошельков,
укрытых в барские одежды.
О, как звучит аккордеон!..
Толпа трепещет от услады.
Слеп музыкант, не видит он,
как плачет нищий от досады…

В глазах незрячих старика
мелькает молния бумажки:
в лохмотьях добрая рука
коснулась дна его фуражки.

Час ранний. Стужа.
Всё вокруг бело.
Себя я вижу
чёрной точкой в поле.
Родная даль —
не город не село.
Идти и ехать
мне отсюда к школе.
Мороз. Дрожат
снежинки на лету.
Не опоздать бы
к первому уроку…
Я без тропы
к автобусу иду,

и – встречный вихрь
сечёт меня жестоко.
В руке – портфель,
в нём – книжек умных груз.
А в голове —
куплетик за куплетом…
Я в ту метель
январскую, клянусь,
впервые сам
открыл в себе ПОЭТА.

Зноя руки страстны, липки.
Ночи дивная пора.
О любви – рояль и скрипки…
Звёзд невинная игра.
Остывают тротуары.
Закрываются цветы.
По аллеям – пары, пары —
углублённые в мечты.
Тонкий слух чаруют птицы.
О своём жужжит листва.
На ладонь ладонь ложится,
и – слова, слова, слова…
Зноя губы страстны, сладки.
Ночи юная душа
вновь любви хмельные взятки
собирает не спеша.

Иссякла ночь. Рассвет. Предзорье.
Луна – рожком наоборот.
Петух горланит на заборе.
Дитя, отвадив сон, орёт.
Колодезный журавль новый
протяжно скрипнул раз, другой…
Начала жизни и основы
струёю хлынули тугой.
Дрожаще-робкие вначале,
теперь, несясь поверх голов,
руллады птичьи зазвучали
иных звончей колоколов.
Зевает в искушеньи сонном,
потягиваясь не спеша,
разбуженная этим звоном
моя свободная душа!..