Ольга Челюканова - Шум дождя в холодной темноте

Хоть светлей высоким небесам,
Дерева метелями повиты.
Но цветёт орешник по лесам.
И вороны стали деловиты.

В хладном феврале зову весну.
Мне её предсказывают птицы.
И вплетён в большую тишину
Драгоценный голосок синицы.

Звучит беллиниева «Каста дива».
Рождается сверхновая звезда.

Внизу зияет океана грива
И лязгают земные поезда.

Пока прельщают нас иные дива
И держит тяготения узда —

Звучит беллиниева «Каста дива».
Рождается сверхновая звезда.

Но отблеск гармонического взрыва
Ещё падёт на эти города.

Звучит беллиниева «Каста дива».
Рождается сверхновая звезда.

Огонь животворящей катастрофы
Уронит свет на каторжные строфы,
На спелых философий сок
И на сухой безжизненный песок…
И всё предстанет просто и правдиво.

Звучит беллиниева «Каста дива».

В океане, огромном, где провалы-глубины,
И который постичь никому не дано,
Изогнув свои пёстрые и полосатые спины,
Обречённо и медленно оседают на тёмное дно…

Далеко от затейливой дамы-Европы,
Далеко от морских кораблей,
Там, в воде, их лучистые, светлые, струнные стропы
Всё белей, всё белей.

И не надо рыданий, и не надо сентенций,
Ведь они б не расслышали их
Среди синих и давних
Флюоресценций
Многокольчатых гадов морских.

Их паденье бесшумно, анонимно и тускло
Среди скользких и гибельных глыб,
Среди чванных и толстых гигантских моллюсков,
И в лучах электрических рыб.

Эх, была не была! Колыхаясь,
Горят купола, купола, купола
Парашютов, безвольных, как на суше медузы,
И теперь им осталось одно:
Чтоб без груза, без груза, без груза, без груза —
Погрузиться на самое дно.

Это чьи—то надежды. Это чьё-то спасенье
Поменяло стихию. И попало в тиски.
Их хоронят базальты. Их колеблют теченья.
Их прессуют давленья.
Их заносят
Слепые
Пески.

Набросьте плащ иллюзии сверкающий
На груду безобразнейшего хлама…
Тончайшей амальгамой целомудрия
Покройте крови алчущие зевы…
Завесьте золотыми словесами
Испод поступков и изнанку помыслов…
Прекрасными и чистыми устами
Целуйте ненавистные уста!

Перейдена черта. Перейдена черта.
Безмерно и всемирно мы устали.
Да отдадимся Замыслу и Промыслу —
Слепой Фемиде с вознесёнными Весами.
Да огненным мечом разящей девы
Отсекновенно будет суемудрие
Пред величавой колоннадой Храма,
Где поздно согрешать. И поздно каяться.

Ребёнок с профилем чеканным.
Камея соплеменных гор.
То – на коне во весь опор,
То проплываешь танцем странным…

В дрожащей, маленькой руке
Даришь пылающее сердце
Гонцу, поэту, страстотерпцу,
Что видит смерть невдалеке.

В чужое небо, в Тегеране,
Идёт огромная душа.
А «Шах—алмаз», давно огранен,
Царю не стоит ни гроша.

А ты стоишь и еле дышишь,
Уже невестою – вдова
И песнь небесную ты слышишь.
Она звучит едва-едва,
Напоминая дивный вальс.
И в мире снова двое вас.

Слово сказать.
В глаза посмотреть.
И не узнать,
Что есть в мире смерть

Слово сказать.
Посмотреть в глаза.
И не узреть,
Что весь мир – слеза.

Руку сжать.
В глаза посмотреть.
И умереть.

Мир прост, как весенняя песня синицы.
Но в сердце втыкаются чёрные спицы.

Мир чист, как вода из весёлой криницы.
Но в сердце втыкаются красные спицы.

Мир светел и ярок. С ним хочется слиться.
Но в сердце втыкаются белые спицы.