Я хотел показать Индию так, как увидел её, во всех запомнившихся ипостасях, не скрывая страшных и горестных ликов, но и не забывая под влиянием обыденности о вечных и прекрасных её образах. Вероятно, чтение этой книги не будет лёгким. Но постижение великой страны и не может быть лёгким. И ещё одно – Индия, при всей своей современности, при стремительном движении на путях прогресса остаётся тайной, прекрасной и сложной, остаётся загадочной и неохватной в своём космосе, в «бескрайних дорогах своих» (Рабиндранат Тагор), в бесконечности своего времени, выраженного на клетках шахматной доски и в исчислении лет Кали-Юги, в божественной премудрости и в человеческом дерзновении.
А напоследок – сколь бы ни была неумолима предопределённость бытия, как бы неисповедимы ни были пути Господни, сколь бы ни было замкнуто колесо рока земного, сансары – есть, помимо всего этого, неизмеримое солнечное счастье жизни, столь зримое именно там, где гранитные лики древних богов смотрят на поющий и сияющий океан, где по ночам горят огромные южные звёзды, а днём невероятной красоты соцветия пламенеют в зелёных кронах могучих дерев. И мне, человеку грешному и земному, именно это солнечное колесо представилось самым зримым образом великой и прекрасной страны. И потому я и книгу свою назвал – «Сансара».
Ты не похож на Аполлона,
пузатый и слоноволикий,
но именно тебя с поклоном
молили древние поэты
о чистоте и силе слова,
о благородстве языка,
о красоте, любви и вере,
переживающей века.
И мне, познавшему просторы
полей, раздолий и распутий,
мне, видевшему эти горы,
деревни, храмы, водопады,
мне суждено любить и ведать
слезу и океан стихов,
и свой подарок дерзновенный
тебе я поднести готов.
Пусть я из племени чужого,
из обезумевших времён,
где образ и подобье Бога
зомбирован и оскоплён…
Но тем дороже и счастливей
осуществление труда,
как иссушённой зноем ниве
желанная вода.
«Из бесконечного множества…»
Из бесконечного множества
ярких и нежных,
жарких, изысканных,
выберу те лишь соцветия,
что говорят с тобой
тонкими ароматами.
Словно мозаика, сложится
лёгкое кружево,
трепетно, искренне
заговорит оно —
солнечно встречу я
тихую речь его,
словно жатву богатую.
Из беспредельного космоса
стройных, чарующих
песен гармонии
выберу те лишь созвучия,
что достойны любимого голоса —
пусть прозвенят они
хрупкими гранями,
словно по воле случая.
Из непрерывного времени,
что сплетено любовью
в тонкое кружево,
выберу только мгновение
нашей встречи единственной,
музыку твоего имени,
и узел, соединивший
нежность и мужество,
словно ветер и камень,
силой Творения.
Стою наедине
с незыблемой скалой,
и жду далёкий гром
пылающих столетий!
Вот-вот корунд и кварц
заговорят со мной
священным языком,
прекраснейшим на свете,
способным воплотить
всё лучшее во мне —
смирение, любовь,
познание и веру.
Как снежно-белый шлейф,
летящий на волне,
он захлестнёт меня,
не признавая меры,
и выразит он всё —
и времени шаги,
и тяжесть рудных жил,
и блеск хрустальных граней,
и нежной песни лад,
и на воде круги,
и врезанный в скалу
речитатив преданий.
Темя древней земли выпирает
покатой скалой
в тёмных жилах и трещинах,
каменной скорлупой,
лет ей будет немыслимых три миллиарда!
Стоит остановиться хотя бы на полчаса,
и послушать скрытые в ней голоса
всех, от брахмана до бастарда.
В каждом кристалле,
будь то кварц или циркон,
мерно стелется тонкая ткань времен,
прах потухших вулканов, пыльца пшеницы.
Стоит скалу потрогать – она горяча,
словно священный воск. Этот мир – свеча!
Божий огонь листает летописей страницы…
Всю полноту ощущаешь,
руку на камне держа…
Из глубины исходя, с тобой говорит душа
этой дивной Вселенной, этой плоти и крови,
и мириады пылинок, и мириады звёзд
в сути своей едины,
и Время ищет свой хвост,
словно телёнок ловит сосок коровий.
Читать дальше