Монах Лазарь (Афанасьев) - Утренняя песнь

Четырнадцать тысяч смертей
Кровавые косы точило, —
Четырнадцать тысяч детей
Убито за Господа было.
Венцы, что от Бога им всем
Даны были, дивно красивы,
Но ужас твой, о, Вифлеем,
Прошёл и по нашей России.
Был Ирод-убийца и тут,
Раздувшийся злобой не в меру,
Который принялся как спрут
Душить православную веру.
Тогда миллионы смертей
И старых и малых косили, —
А начали с царских детей,
Надежды Христовой России.
Шли дети путями отцов,
К крестам прибивали их руки,
И самых прекрасных венцов
Их Бог удостоил за муки.
С детьми Вифлеема сошлись
Они у престола Господня…
Их тысячи тысяч! Молись
Им, отрок, живущий сегодня!

Посечено войско, и город сожжен,
Конца нет неведомой силе, —
И вот уж уходят и тащат полон,
А многих на месте побили.

Телеги скрипят, и верблюды ревут,
И юрты везут на колесах,
И всадники скачут, и тяжко идут
Отряды монголов раскосых.

В тот день возвратился верхом паренёк
С охоты из дальнего бора, —
Он плакал от горя, сдержаться не мог,
И слёзы иссякли нескоро.

Убиты родные… Изба сожжена…
Еще пепелище дымится…
И только сестра его уведена
Монголами – Марья девица.

Что делать? От ярости кинуло в дрожь
Парнишку – Иван его имя:
"Вот конь мой, – подумал он, —
лук мой и нож…
Помчусь наудачу за ними!

Икона Спасителя в пепле нашлась, —
Цела, хоть чуть-чуть обгорела, —
И он помолился и благословясь
Пустился на страшное дело.

Настиг он их ночью. Они, не боясь
Угроз от страны разорённой,
Устроили отдых, – и спать улеглась
Орда вся – и пеший и конный.

Все пленники связаны, дремлет их страж,
И конь его тут же пасется.
Вот спешился отрок решительный наш,
Нож вынул и тихо крадется…

– Молчите! – он пленным шепнул и ножом
Разрезал им путы, – как птицы
Они все исчезли во мраке ночном,
Осталась одна лишь девица.

То Марья была. И велел ей Иван
Быть возле коня наготове, —
«Теперь же злодеи припомню я вам
Потоки родительской крови!»

Аркан, что привязан врагом у седла,
Накинул он стражу на шею,
И лошадь ударил, и та понесла
Его всё быстрей и быстрее…

И врезалась в юрту… Смятенье и вой!
Иван же из верного лука
Во тьме посылает стрелу за стрелой
И падают злые без звука.

И вот, принимая своих за врагов,
Те начали резать друг друга, —
И яростью битвы и громом щитов
Вдруг вся огласилась округа.

Но прочь уже скачет Иван на коне,
Сестра у него за спиною, —
Всё смолкло… поет соловей в тишине…
И поле спокойно ночное.

Татары шли на Русь войной, —
Огонь и кровь кругом, —
И вот в обители одной
Услышали о том.

– Отцы, – сказал архимандрит, —
Что до икон и книг,
То ведь у нас давно отрыт
Под церковью тайник.

Сосуды, ризы и кресты
Положим тоже тут,
А мы – леса у нас густы —
Найдем себе приют.

Прошла неделя.
Наконец —
Решили миром так, —
Из леса послан был гонец
Узнать – ушел ли враг.

То был послушник молодой
Четырнадцати лет, —
Таясь, он в чаще шёл лесной
Там, где и тропок нет.

Лес этот был ему знаком…
Но вот и поля ширь, —
И белостенный в поле том
Сияет монастырь.

Он видит юрты и коней,
Костров огонь и дым,
И, чтобы видеть всё верней,
Пополз поближе к ним.

Темнело… Он глядел вокруг,
Но не заметил, как,
Подобно хищной птице, вдруг
В него вцепился враг.

Он связан; вот его ведут
На монастырский двор, —
Здесь юрта темника, и тут
Пред ней горит костёр.

Стоял послушник как свеча
С волной кудрей до плеч,
А темник через толмача
Повел такую речь:

– Послушай, если хочешь жить,
Чтоб я тебе был брат,
Ты должен мне сейчас открыть,
Где вами спрятан клад.