всяк живущий не мешая
ни капусте ни ежу
эту технику большая
в близких френдах содержу
я не раб земному хламу
я поэт и не умру
а незваную рекламу
в ящик с мусор уберу
«взираю на сограждан ах вы…»
взираю на сограждан ах вы
персть черновик
куда же смотрит тихий яхве
а он привык
неторопливым приговором
забыв давно
глядит сквозь небо за которым
черным-черно
и потому никто не тронет
не унесут
лишь погребальщик в грязь уронит
пустой сосуд
и невысокая теплица
воспел солгал
куда опасней чем молиться
чужим богам
отрада вольного улова
веселый складывать слова
положим за день только слово
бывает за ночь три и два
пусть: мертвоед окаменелый
проморщив в муке ржавый рот
бывает что и жизнью целой
ни хорды не произнесет
хоть сквозь хрустальну чечевицу
но проморгав и смысла нет
сражался титул очевидца
звезд обездвиженных планет
жаль homo ludens неразумный
стучись и я к тебе прильну
замоскворецкий зверь беззубный
как ницше воет на луну
и на излете волчьих трелей
как бы любовное письмо
прочтя спит мачеха творений
земных и видит сны быть мо
«будь я послушником в каком краю арапском…»
будь я послушником в каком краю арапском
назвал бы творчество забавой барской рабским
порывом к воле будь я ленский молодой
над сероглазой айвазовскою водой
красиво думаться о море пред грозою
эвксинских волн бегущих черной чередою
с баварской страстию завидовать волнам
борзой стремящимся возлечь к ее ногам
спеваются пия калининский и клинский
нет ты не рясофор не тенор мариинский
и дед собаколюб твой трудный слог неплох
но сложно в качестве элегий и эклог
мой тезка всякий бард в душе есть личность детский
в одной ноге перо в другой кальян турецкий
в одной руке наган в другой бутыль вина
за письменным столом смеркаясь допоздна
а все-таки томит обрывистым и чистым
рогатый камертон под небом неказистым
и обреченным нет быть может все же две
и льдина светлая влачится по неве
«Вот рейн поэма про соседа…»
Вот рейн поэма про соседа
кто был сутяжник и стукач
и выпивал после обеда
четыре рюмки спотыкач
не по душе девицам милым
и даже в партию вступил
но на балконе птиц кормил он
и первородный искупил
а есть еще стихи про сашу
кто был евреевский скрипач
знай путал отчество не наше
и неудачником хоть плачь
перешивать воронью шубу
как беспартийный большевик
лысеть скрипеть дурные зубы
но даже к этому привык
когда хрущев при каждом блюде
бесплатно дали черный хлеб
и ты людских читая судеб
(цветков поправь меня – судйб)
осознаваешь все яснее
смысл бытия наверно со —
стоит чтоб тихо вместе с нею
судьбы вращалось колесо
сколь счастлив сущий без претензий
с прозрачной музою вдвоем
растит гортань или гортензий
на подоконнике своем
и без сомнения простится
во имя мудрость и покой
кто кормит мусорную птицу
четырехмерною строкой
…но адам горевал по утерянным кущам
то есть прошлого века рабец
а сегодняшний рад окунуться в грядущем
как о будущем сына отец
я и сам карантинного детства мечтатель
о межзвездах космических стран
сердцеведах сжимающих лазерный шпатель
богащающих мирный уран
пусть вредят овцедомы кривят олигархи
чернышевский он пел наперед
где коптили влюбленным свечные огарки
рукотворное солнце взойдет
а вослед кровохаркая ласковый надсон
предвещал что печаль не беда
что настанет пора золотых ассигнаций
молодая минута когда
землемер шафаревич в рабочем монокле
всухомятку напялит сапог
чтоб вокруг недоплакав завыли заохали
кустари переломных эпох
«Человек согрешил, утомился, привык…»
Человек согрешил, утомился, привык,
что ему попирание прав?
Он, урча, поедает телячий язык
предварительно кожу содрав.
Поднимая на зверя копье и колун,
он ужасен в своей наготе.
Пересмешник и вепрь, артишок и каплун
истлевают в его животе.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу