Тебе
тесна
осенняя
листва,
а мне
вода —
союзница
лица.
Незрячий дождь: такого цвета свет
есть осень лить, летя в своей листве.
А зря-зачем и не-про-что слеза…
– Прощай, одна, – пора начать, сказав, —
спасибо для тебя за доброту,
за всякую семантику во рту!
Мокрая птица
(летит под дождём).
«…мокрая птица,
куда ты летаешь?
кто ты летаешь
под мокрым
дождём,
если, как птица,
летишь —
и летаешь?
кто ты за птица,
крылом шелестя,
спя на лету
или просто —
летя?..»
Девочка птичка
мелькнула в ответ —
стала женой
на четырнадцать лет.
Рыбы летают в подводной воде,
части молчания
носят в себе…
– Рыбы, вы мокрые рыбы,
вам прослезиться
пора бы!
Птицы, как боги, сидят на ветвях,
светятся листья в зелёных глазах,
дождь
начинается
капать…
– Боги, не плакать,
не плакать!
Укол, холодное
во рту, с наркозом
музыки во льду
я повторяю
ерунду: «Мы все
в долгу
перед дождём, которого —
не ждём…»
А боги не говорят:
«Зубы у нас болят».
А что они говорят? Не знаю,
что говорят. Только
не говорят: «Зубы у нас —
болят».
Кто занят книжкою, как девушкой
своей, за августеющей дубровой,
тот тенью бога хромоногой покинет
крымский лес и встанет у дверей.
Заумный козий бог темнеет в темноте:
но мы давно не дети, мы – не те,
высокая и русская не очень, где листобой
с тобой желтеет ночи, где цедит свет
знакомая звезда, где нашего народа
борода, где виден сон…
Я вижу сон…
Во сне —
мне кто-то говорит
и повторяет:
КАК БОГИ ВЛАСТВУЮТ СОЗНАНИЕМ БОЛЬНЫМ
И. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
ОШИБОК ВВОДА/ВЫВОДА
УДАЛЕНО:
Господь – рифмует
сновидения,
а я – пишу
стихотворения.
Я верю в Бога,
потому —
считаю время за тюрьму
(где, проливая токи слёз и восклицая
«братья! братья!», в осенней дымке
папирос, ко небесам открыв объятья —
октябрь уходит как-то так,
как мальчик-робот
с чёрной тенью),
навстречу снежному виденью
подъемля издали кулак.
Вот был сон
о твоих словесных страстях,
почти
утраченный за день,
неуслужливый,
золотой. Ты
всё ещё чувствуешь,
чуть-чуть не помня,
его присутствие
под ложечкой, слабую,
лишнюю (нет)
свирель-пустоту о том, как
сбегаешь вдоль
эскалатора
в Божьем одиночестве и
(обратил на это после)
тряпичной
тишине,
как вдруг:
осень, желтоватые, осень, листья
на площади сна,
дымка,
детский мальчик
лет восьми (девяти)
с бывшим твоим рюкзачком…
Никакого нет,
мальчика нет,
ты как если скользишь
давней улицей, где
Симферополь,
булыжник,
афишная, видишь ли, тумба
по линии к телецентру,
не вовсе напротив
проходного двора
и дворов,
серых ступенек,
чёрных
(железных куда-то)
перил.
Понимаешь, что мальчик
был Аполлон Безобразов,
потом:
что он был по себе —
Филострат…
Возвратиться проснулся,
подумал: ведь
Безобразов-не-Филострат —
спокойная тема дня
для Китай-разговора.
Для
разговора.
Кошка
– это серые ходьбы зверя! —
разговаривает:
«Я надеюсь о Боге…»
Немного собаки говорит:
«Лаем, лаем!
удаляемся, удаляемся!
Никого не остаётся вот здесь,
кроме отражения бумажной луны
на лезвии потерянного ножа
в плакучей речке
Салгирке…»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу