Екатерина Полянская - На горбатом мосту

и ворот железный
Застонал, опуская ведро,
Словно душу, в разверстую бездну.

И наполнив скорбями – назад,
В высоту, чтоб над миром, над стоном
Ослепительно и отрешённо
Бездна бездне взглянула в глаза.

Разворачивают знамя,
Распрямляют поясницы
Люди с явными следами
Вырождения на лицах.

И выплёвывают губы
Зло, а всё же по-холопьи
Перемолотые грубо
Бледных слов сырые хлопья.

То ли небо стало уже,
То ли вход туда – дороже,
То ли это просто в душах
Замутился образ Божий.

Никто не знает, был ли он в Афгане,
В чужих горах глотал чужую пыль,
А может быть, по пьяни и по дряни
Свалился под шальной автомобиль.

Нет разницы… Так будем здравы, братцы!
Нам некогда. Мы, взглядами скользя,
Шагаем по стране, где зарекаться
Ни от сумы, ни от тюрьмы – нельзя.

Я хочу отдохнуть в романтично-тенистом саду,
Пусть он будет банально красивый, зачитанно-книжный.
Я пройду, не спеша, между сонных деревьев к пруду
Сквозь сиреневый сумрак, таинственный и неподвижный.

Я хочу отразиться в мерцании тихой воды.
И отмыться от пыли, от едкого чёрного пота,
И поверить, что больше не будет ни зла, ни беды,
И никто не предаст, и никто не предъявит мне счёта.

Но когда наконец я усну в этом дивном саду,
То сквозь шорох листвы, сквозь росистую тонкую проседь
Просочится рассвет, на котором спокойно уйду,
Даже если отпустят грехи и остаться попросят.

Осколок бутылки, ровно вечность назад
Разбитой в одном вполне симпатичном притоне,
Впивается в руку. И, опуская взгляд,
Ты видишь, как время течёт по твоей ладони.

Масштаб исчезает, сжимая в точку века.
Там, где была глубина, становится мелко.
Мгновенья и впрямь свистят и свистят у виска,
Причём в обе стороны. Такая вот перестрелка.

Ты понимаешь: да, без потерь не уйти —
Слишком уж явно сквозит холодок за спиною.
Очень хочется выжить, как ни крути.
Даже если – буквально любой ценою.

И вот тогда, прекратив утомительный счёт
Потенциальных смертей, пролетающих мимо,
Ты распрямляешься – и шагаешь вперёд
Лишь потому, что вперёд идти – необходимо.

Без обвинений и высоких слов
Мне воронёный ствол упрёт в затылок
Эпоха рынков, нищих стариков,
В кошёлки собираемых бутылок.

Эпоха, где уже не на кресте —
На поручнях промёрзлого трамвая
В раздавленной телами пустоте,
Распяв, тебя сейчас же забывают.

Где, как во сне, без голоса кричать
И погибать в слепом бою без правил,
Где горького безумия печать
На лоб горячий кто-то мне поставил.

Где получувства точат полужизнь,
И та привычно и почти не страшно,
С краёв желтея, медленно кружит
И падает в архив трухой бумажной.

Где время, обращённое в песок,
Сочится, незаметно остывая,
И отбывает слишком долгий срок
Душа – на удивление живая.

Ты нынче мне приснился. Мы с тобою
Всё спорили о чём-то. Но о чём?
Никак не вспомнить… Яростным прибоем
Вскипало время за моим плечом

И опадало. И вскипало снова,
И, словно на пустынном берегу,
Со словом беспощадно билось слово,
Не зная милосердия к врагу.

Любые компромиссы отвергая,
Сжигая этот грешный мир дотла,
Мы спорили. И женщина другая
Тебя спокойно к ужину ждала.

Срывая за личиною личину,
Пылая гневом, праведным вполне,
Мы спорили. Спешил другой мужчина
С работы – как всегда – домой. Ко мне.

И тикали часы. Чужие дети
Росли. Горел огонь, текла вода.
И лишь слепые спорили о свете,
Которого не знали никогда.

А мне говорили: уйдёт любовь —
И сразу начнётся блюз.
Когда навсегда уходит любовь,
Тогда начинается блюз.
И я рифмовала с любовью – кровь,
И с трусом – пиковый туз.