Алла Горбунова - Пока догорает азбука

я родился здесь на улице подводника и танкиста
сатаниста металлиста хрена-с-горы
я свидетель того как весна приходила в наши дворы

как на промзоне в доме из красного кирпича
маленькая женщина с щелочной улыбкой варила суп
из длинной своей тёмно-русой косы и приговаривала:
сажа в печи крыса в подполье дедовский тулуп и всё такое

потом Вороностали не стало
о мой суп из косы арочные мосты мои чердаки и подвалы
и мутанты-коты и мутанты-цветы асфодели мои у Гудрона
и лежат средь руин на моих мостовых полые кости драконов

последняя маковая росинка
собралась в путь
последнее подсолнечное семечко
собралось в дорогу
последнее семя умирающего дерева
собралось в путь-дорогу
о маковая росинка пёрышко палочка гриб и я
в маковой коробочке с пропеллером
через горы перелетим
пушинки подхватят под руки
ветер рассеет по закуткам заката
по прозрачным тоннелям где струится умирающий хлорофилл
где шарики воздуха лопаются и сияет вольфрам
по венам по лунам тычинок светящейся пыли на балкавалькаду
на пчёлках верхом
и в тыкве-карете где кучер-комар
танцевать-гарцевать
в самое сердце шара цветомузыки
плотоядной бабочки
Луны

вырос мак и подсолнух
и дерево проросло
первая почка раскрылась
и в ней
напёрсточек мёда ступочка крови
лунка луны
о маковая росинка пёрышко палочка гриб и я
в лодочке жёлудя под парусом
осинового листка
Море Познанное переплывём
а что там за ним?
нейронные импульсы сны
стволы и ветви дендритов
лес возбуждений
протоплазма
завязь событий
лучи мембран
Темноты

Холмы в прошлогодней траве. С юга на север уходит
солнце; в сгоревшем доме среди мусора и золы
веселятся альрауны,

и прихоть весны посылает снова
безоблачный день. Ржавый остов машины, покрышки,
гаражи, синева.

Люди, живущие в лесу, проводят свои ритуалы, уже скорое
растрескивание скорлупы и жёлтый птенец,
растрескивание почки и клеем древесным окукленный лист,
растрескивание бутона грядущего.

Тревога и кошачья зажмуренная дремота,
острая влюблённость и навязчивости, и сладкая московская пыль
на лёгких весенних ботинках.

И те в небесах, что парят или гибнут, нынче парят, несмотря на
уколы; стали легче полёты во сне, но вскрываются, словно лёд на реке,
кошмаром. Зацветут саженцы в рыхлой земле, и погребéнна
будет дохлая мышь под кустом.

В день затмения долго идти по оврагу,
пока не увидишь ворону, сидящую на кочке, кострище,
велосипедное колесо —

доски лежат
за забором из двух перекладин
в поле слепленная собака
сторожит садоводства за полем кочки столбы
одинока она и как мы безымянна
смотрит на солнце и дождь сторожит
день и ночь —
и уже дожила до весны
и черна
и всё смотрит на лес
чёрный край горизонта
и дым

…ёлочка
растущая из елового пня
как из крыши труба
как из шляпки гриба
неужели обречена?
бабочка-подёнка
присевшая умереть
на поверхность воды
жаба на ладони
перенесённая через дорогу
не квакающая а кричащая
как раненая птица
поваленная ветром в озеро сосна
как недостроенный мост
ледяной островок
на чёрном озере на болоте
неужели растает?
в прошлогодней траве
новорожденные подснежники
челюсти огня
пожирающие еловые лапы
синий вечер жёлтый свет в окнах
старые вещи ватные одеяла
чай на веранде
спящие старики

облучённые сосны и первые травы, прошлогодние иглы и ветви;
отлучённый от расписания времён, на расстоянии дальности броска взгляда
ты видишь расслоение облака, разрезание Солнца:
и мир сквозь нас стремится к гибели своей ,
призывая нас стать теми отверженными, обóженными, обожжёнными,
расщепляющими серии сезонов, закатов, менструаций, фрикций…
крик птицы, как лазерный скальпель, проникает так глубоко, как тело времени
разрезает бритва жребия; каждая вещь подсвечена
из разлома в небе, что сделал ты, прорывая защиту
чугунных ободов, стягивающих горизонт корсетом,
в котором миллионы солнц, как материнские груди, текущие светом.
в теле времени, зацветающем белой коринкой поэзии Бога, —
раны поэзии большей, реликтовой, только возможной ещё.