Алла Горбунова - Пока догорает азбука

ты забыл свой гендер,
ты только помнишь своё предложение —
своё «уникальное-предложение-этому-мирозданию»:

Anal, Role play, Fisting, Rimjob, Toys, Bondage,
Shibari, Spanking, Deepthroat, Squirt, Electrosex, Psy humiliation.

ты спишь в самолёте, садящемся без двигателей в Джакарте,
ты идёшь по сломанному мосту из Бруклина в Санкт-Петербург

сквозь проточный туман.

спит король под горой,
спит Суворов в дремучем лесу
среди мхов и болот, где в пещере горит лампада.

любимых народом героев скрывают горы,
холмы, пещеры замков;
мечи их в скале, их кони жуют пшеницу.

пещеры Ирландии, замки Уэльса,
горы Тюрингии, горы Зальцбурга.

но герои вернутся
в день, когда засохшая груша принесёт плоды,
птицы на это укажут.

они проиграли свои последние битвы,
они погибли, но мы никогда
не поверим в это.

они вернут независимость нам,
они победят врагов,
они защитят нас.

голос скорби нашей разбудит их,
но разве удержит их земля,
земля неправды?

когда ячменное зерно будет с орех,
когда пшеничное зерно будет с ягоду шиповника,
они возвратятся.

никогда
никогда
никогда

они растворились во тьме

но кто там стоит на вершине с мечом в короне
на Гластонберийском холме

на острове Авалоне

в камне огонь
в ноже блеск
в воздухе лешева дудка

дай мне зажигалку, чтоб высекать огонь
дай мне нож, чтобы резать луну, как дарницкий хлеб
доставай стаканы́ для чистого спирта духа

на сумасброженной сыворотке
на дрожжах дождя мы пекли пироги
вынимали их на вожжах

конденсируется непоправимо
водный пар
спиртной перегар:

оседает роса
туман
испаряется хмель

мы не будем смотреть друг другу в глаза,
пустые, как выморочные дома, —
только мимо:

в утренний парк,
нутренний мрак,
в Хель.

забыт и узнан утра свет зелёный
имя цидонии
melanglanz прекрасный
бежевый тюль
междустекольный мир трещинок старых рам
опавших крыл
в одуванчик засовывала она хоботок свой
и снова рождался в разуме запах
забытый зимой, где спала она в обители
мушек
в четвёртый миллиард раз
он был забыт и узнан:
о! запах горячего песка в дюнах
солнце тореро, заходящее в пыльные стёкла,
городá мёртвых в цветущих степях
вновь родившейся
памяти

тропа по горящему воздуху на воздушный остров
за края свои он держится на цеппелинах
когда под ногами нашими горела земля
мы искали его и когда
под ногами нашими земля превращалась в воду
тлели угли и разливались
поёмные луга
сожжённые молниями дубы подпирают снизу
остров

корни торчат из дёрна в ангельских облаках
почва для тех кто никогда не умел твёрдо стоять на ногах
выходят наружу клинки раскалённые добела
оплывает земля как воск
правда тяжела и продавливает землю насквозь
ступни тяжелы как свинец но через воздух горящий
икры несут и растут в святилищах гроз
крохотные крылья
на пятках

мы возвращаемся вместе в древнее море
в молекулярный эдем повествующий нам
о том что сделан из одного дуб и я; о том что
в кровяные тельца превращались дикие травы
что ел зверь, и ел зверя зверь, и ел солнце и воздух
в сок растений внутрь крови войти чтобы услышать
неотменимое знание клеточных ядер как сделать
человека/дерево/зверя/птицу/медузу/рыбу
о, внутри твоей крови сладостную энергию
вырабатывают митохондрии; там живу я
в запретном городе за священными стенами:
так глубоко и давно что это
больше любви

пленная вода спит лягушачьей икрой
в чашах измолотого серебра и песка
на ободе земли висят замки на мантии магмы
выступают и падают огненные гольцы
чёрные головастики плавают в зеркалах
расцветают колёса велосипедов повиты
усиками земляники и колосками травы
светится ландышей пресноводный жемчуг
деревянные обручи катятся как шаровые молнии
и скрипят изнутри валуны как яйца из гнёзд
каменных птиц что вот-вот полетят над водой
на вершину горы —
пока эхо бежит по кромке архейской эры
пока прозревают слепые глухим возвращается слух
и немым дается первенец песни
луна дарит жизнь мёртвому как солнце живому:
одно – сиреневому кусту, другая – рассечённой яблоне
но и тебя проводит остывающий плач