Алла Горбунова: Пока догорает азбука

Кто она —
чьи длинные волосы выстилают логово рыси?
Кроншнеп на болоте заносчивый в медно-зелёном мху,
веселье, оборачивающееся виселицей, и будущее наше
градом страданий побитое, но убелённое лепестками.
Все души, украденные у нас, все потерянные нами сердца мира
пропали средь белого клевера любви и более не нужны,
как вассальная клятва мёртвому сюзерену.

Исчезновение пахнет ночью и дымом вдали.
Растворяются сёла в вишнёвых садах.
Пропавшие без вести не знают свои имена, но овражная тьма
шепчет им названия заброшенных деревень:
Чёрный пень, Ракитовый куст.
Те, что ищут их, желают отнять то, что у них осталось,
те, что плачут о них, желают дать им не нужное, не единое на потребу.
В больничных тапочках на босу ногу он войдёт в порушенный дом.
Они войдут в свои дома, полные запаха исчезновения и медовой травы.

На старика в окно дощатого дома
смотрит заросшее шерстью чудище, смесь кикиморы и медведя.
Замерев, чудище стоит неподвижно под окном.

По описанию я узнаю его:
в повадках этих чудищ всегда стоять неподвижно у окон сельских домов.
Его коричневая шерсть мешается в лесу с ветвями,
проглядывает в листве его круглая морда. Оно глупое
и живёт, словно в вязком тяжёлом сне. Оно медлительно.
Оно относится к одному из вымирающих видов крестьянской нечисти.

Я вспоминаю, как вечерами они стояли у окон и смотрели на мою кроватку.
Когда я буду стара, мне будет приятно,
если кто-то из них придёт и встанет с той стороны окна.

спать поздним утром под шум дождя
проснуться – никого нет
только мы навсегда
друг для друга

что нам делать друг с другом
в вечно сумеречном лесу
вода на листьях осин
цветущая сныть

сладок розовый клевер
моё бедное сердце
и как не скучать
вечера коротая

лепестки жасмина плавающие
в чёрной смоляной воде ржавой бочки
куда выливает каждое утро ведро мочи
старуха живущая в этом ветхом доме
запах сладкий и мятые скомканные цветки
настежь распахнутый куст кровоточащие лепестки
вдоль каймы её склизкой изъеденной источённой
ходами внутри где как в пещере песчаной
проедая беззубыми ртами прокисший песок
живут существа, и им чёрная слáдка тоска
на дне ржавым угрём изгибается водосток
и на него налипшие едкие облака

качаться на кроне срубленной берёзы
когда она лежит на участке зелёной грудой
как твои состриженные волосы мама
твои зелёные волосы твои сожжённые волосы
мама берёза покачай меня в небе где ветер и облака
проходят цепляясь за твои зелёные волосы твои любящие руки
упругая зелёная пахучая толща качает меня
я зарываюсь лицом в тебя мама берёза в твоё руно
я падаю на тебя и подпрыгиваю как на батуте в небо

лепестки жасмина на земле под умывальником
чей алюминиевый голос
утопает и звенит тонущим колокольчиком
над умывальником яблоня и жасмин сплелись
и возложили свои тяжёлые ветви друг на друга
в тазу дождевая вода
волосы-слёзы девушки-мамы
родная ущербность любимых вещей
на яблоне маленькие яблочки завязались
как пупы на животе покрытые нежным пушком

В
чистилище образов

когти коршуна
пролетающего над крепостью пендрагона

видевшего части речи что месились как глина
деревья из извести

дворцы затвердевающие в воздухе
из гуммиарабика

акации

Дятел
выбивает из себя мозги

чернокожий старик из варьете владеющий магией вуду
собирает зомби

пахнет убийствами
все эти джазмены и разносчики пиццы

агенты сети
её ослепительная иерофания

камень и дерево
воплощение Бога в Иисусе Христе из малых народов