Сергей Петров - Одиссея

С высокой, сочною травой – на корм скоту покос.

Безлюден с виду остров был, но все ж заметен дым

Меж острых скал, и сверху доносилось блеянье овец.

Предпринимать, что либо, глупо с животом пустым,

Охота принесла плоды, и все вкусили пищу, наконец.

До вечера горел костер и итакийцы пировали,

А утром всех собрав, сказал вождь Одиссей:

«Как видно плуга, здесь живущие, не знали,

Не вижу так же я, стоящих в бухте кораблей.

Народ тут странный и не знал чужих краев

И вряд ли будет рад каким-то иноземцам.

Здесь можем встретить диких пастухов,

Не чтящих правила, и дружбы к чужеземцам.

Поэтому останьтесь здесь, ответы на вопросы,

Найду я сам, на корабле вкруг острова отправясь»,

И судно плыло среди скал, над отвесные утесы

Свисали грозно, едва за мачту, краем не цепляясь.

Внезапно берег стал полог, к косе песчаной

Пристал корабль, и путники ступили на песок.

Недалеко средь гор зияла раной рваной,

Огромная дыра, и взяв вина и мясо впрок,

И, отведя корабль за ближайшую скалу,

Вступили итакийцы в темную пещеру.

Царь Одиссей воздал хозяину хвалу,

Необходимого гостеприимства меру.

Но не ответил им никто, была пуста

Обитель, и путники вступили за порог.

Очаг такой огромный видно неспроста,

Какой гигант сложить такое смог?

В сплетенных из ветвей высоких закутах

Нетерпеливо блеяли ягнята и козлята,

На всех свободных у стены местах,

Стояли бочки с сыром, кучей смятой,

В углу лежала груда шкур животных.

Из утвари – лишь чаши три огромных.

Хозяин видно из людей дородных,

И о культуре, знаний весьма скромных.

Товарищи просили в страхе Одиссея

Не медлить более и возвратиться к судну,

Не соглашался Лаэртид, в досаде сожалея,

Что он хозяина не видел и ему так трудно

Уйти, не утолив горящее в нем чувство.

Ведь любопытство – это как искусство.

Познанию извечному здоровое начало,

Но также зло, что вслед не раз ступало.

И, вот навстречу всем желаньям Лаэртида,

Под блеянье овец и дрожь земной твердыни,

Шагнул в пещеру великан ужаснейшего вида,

Такого, что у многих в жилах кровь застынет.

Он бросил с грохотом на землю кучу дров,

Величиною с доброе бревно одно полено,

И овцы все зашли, откликнувшись на зов,

Сознанье странников все тем потрясено.

Загнав овец, взял великан скалы обломок,

Его не увезли б и двадцать лошадей,

И вход закрыл им, словно двери дома,

Лишив свободы всех непрошенных гостей.

Был ростом с дерево большое великан,

Прикрыт едва одеждою из козьих шкур,

Когда же к итакийцам повернулся истукан,

То вскрикнули – взирая сквозь прищур

На них смотрел всего лишь глаз один,

Услышав окрик, оглядел во мраке угол,

Но, не увидев ничего, горящий дрын,

Взял из костра и путники с испугом

К стене прижались, но то место осветив,

Заметил их хозяин и, подойдя, спросил:

«Кто вы такие, и, как могли вы, не спросив,

Забраться в дом мой, или я вас пригласил?

Иль может вы из тех бездельников, что по морям

Скитаются в надежде на бесплатную наживу»?

«Ахейцы мы, плывем от Трои к отчим алтарям,

Где гекатомбу принесем богам за то, что живы.

Но загнала нас буря к незнакомым берегам,

В твоем жилище оказались мы случайно.

Молю тебя, будь дружелюбен нынче к нам,

Ведь ценит Зевс гостеприимство чрезвычайно».

Так Одиссей вещал, стараясь усмирить титана,

Но только хохот злобный был ему ответом:

«Циклопам нет до Зевса дела, было б странно,

Тех, кто слабее нас, бояться, и скажу при этом:

Наш род древнее Олимпийских всех богов

И с вами поступлю я так, как только захочу.

Теперь скажи, где остальные, чтобы дал я кров

Вам всем, где ваш корабль узнать скорей хочу»?

Недобрый умысел почуяв, Лаэртид ему ответил:

Корабль наш бросил на скалу владыка Посейдон,

Иные утонули, а пред тобою все, что ты заметил»,–

И вдруг, его прервав, под итакийцев общий стон

Циклоп вперед рванулся и огромными руками,

Схватил двоих, о камень стукнув головами,

Потом сожрал, разделав, и, зажарив над костром,

И, растянувшись на полу, заснул и Зевса гром

Не прогремел, а дружелюбия нарушивший закон,

Храпел, тут Одиссей к нему подкрался осторожно

И острый меч вонзить уже готов в циклопа он,

Но, опустив оружие, задумался на миг тревожно.

Внезапно осознал, что, если великан погибнет,

То непременно и они найдут здесь смерть в пещере,

Ведь этот камень, вход закрывший, не подвигнет,