Вячеслав Шаповалов - Безымянное имя. Избранное XXI. Книга стихотворений

коль в карусели той не поквитались
так уж не сетуй
ни разу – мёртвые – не повидались
звезда с планетой

в руках давно исчахнувшего света
тьма изнывает
планета знает, что она – планета
звезда – не знает

не зря бессонный телескоп смыкает
слепые очи
планета безымянная стекает
слезою ночи

…звезда моя двоюродная мама
вглядись так что же —
фантом приблудный ёжик из тумана
вдруг мы похожи
верни забытым языку и зренью
восторг и пламя
Сверхновая – я твоему горенью
мешать не вправе

а нет так отвернись чужая сроду:
лети мол с миром
ползком по галактическому своду
хоть к чёрным дырам!

Чем не роман!.. Однако ж не роман:
«Вот жизнь моя…» Чем в толчее беззвучной
не эпопея суеты фейсбучной,
беспамятства застёгнутый карман…

Чем не судьба! Кто ж спорит – да, судьба:
архивов тлен, гербарии империй
плюс дактилоскопия суеверий,
что редко доживают до Суда.

И чем не зоркой зрелости года
и скрытой грустью полные страницы —
не отстраниться, не посторониться.
И чем это не знанье навсегда —

что мы затем, быть может, не умрём,
что все-таки умрём – и, видно, скоро.
Былого спора доблестная свора
подстережёт и там нас – за углом,

творцы и их подельники, вчерне
усопшие – они придут за нами,
чтобы однажды чьими-то словами
признать:
нас было много на челне…

Нас было много на челне
со знаком пепла на челе —
и, подчинясь каким-то рунам,
мы за каким-то, блин, руном
гребли куда-то там с трудом…
Но что поделать: мир был юным.

Нас было много на челне,
когда заплакал в тишине,
в хлеву – малыш, дитя мигрантов,
и Вифлеемская звезда
покрыла светом навсегда
мечты пигмеев и гигантов.

Нас было много на челне.
И жизнь мы прожили вчерне,
и все зарыты в чернозёме —
за родину ли, за царя,
за первого секретаря,
за то, чтоб мыши жили в доме.

Нас было много на челне,
когда в Афгане и Чечне
кричала в нас пригоршня праха,
и луч по танковой броне
скользил – и в вышней глубине
мы шёпот слышали аллаха.

Нас было много на челне —
в который век? в какой стране?
О, по какой мы шли трясине
и не запомнили святынь:
звезда Полынь, земля Аминь,
но веры нету и в помине.

В дерьме, в огне, в родной стране,
но с Божьим словом наравне
в аду, в раю, идя по краю
и повторяя «Мать твою!..»,
я гимны прежние пою
и родину не укоряю.

Нас было много на челне…

Так и не отгремела, через все времена,
в зеркале архимеда пламенная война:

век твой, твоя работа, скрытый в песках закон —
в зеркале геродота полчища языков,

век твой, слепой охранник, неуловимый вздох
в чёрном огне органик, ставших песком эпох,

в смутной заре Корана, в вещем сплетенье снов,
в рыжих слоях кумрана – овеществленье слов,

прежде всех назореев – чуждого мира мгла,
жадный всхлип мавзолеев, злобные купола,

это твоя крамола, сретенье, гнев и страсть,
это твоя каморка – свод мировых пространств,

это твоя кручина, привкус чужой травы,
капелька сарацина в чёрной твоей крови,

это ведь твоя карма, край твой, судьбы кремень,
ночь разрушенья храма, утро и судный день,

твоя мольба о здравии, странствий твоих зюйд-вест,
русского православья старый двуперстный крест,

камень в конце тропинки, тризны умолкший звук —
малой земной кровинки, выскользнувшей из рук,

вкус просфоры слоёной, мизерный твой итог —
капля волны солёной, пены морской виток…

детство
огромное одиночество
в маленьком городке
лиц переклички и клички без отчества
в памяти накоротке
песни казачьи язычество ёрничество
девичий смех вдалеке
творчества золотое затворничество
утро
синица в руке
юное непобедимое зодчество
будущим хищным обглодано дочиста
слово предлог и глагол и наречие
ликованье воды в арыке
гор безначальное надчеловечие
на неземном языке
отрочество
то бишь первопроходчество
иго несбыточного пророчества
след на песке