Михаил Смирнов - С рифмой по жизни (сборник)

По трассе шла вишневая девятка,
Водитель жал усиленно на газ,
Жена его лежала сзади в схватках,
Ей рожать приспичило сейчас.
А рядом на сиденье сбоку,
Как две антенны, уши навострив,
Собака так смотрела на дорогу,
Молила будто, чтоб остановил.
На резкий крик жены он обернулся,
О, лучше бы он все ж остановил,
Машина повернула, как нырнула,
Металла тушу в дерево вонзив.
Погибли двое, на одном дыхании,
Овчарку выбросило с места на лесок,
Человек родился, жив и отдыхает,
Водичку слив впервые на песок.
Две души взлетевших, видят только,
Врачей в халатах, скомканный металл,
Овчарка рядом жутко воет волком,
Да звуки громкие малыш там испускал.
А потом то место опустело,
Два тела в скорую, машину в самосвал.
Не знал малыш, что здесь осиротел он,
Да собака ждала, хозяин чтоб позвал.
Трасса эта местным всем знакома,
На ней бывало много разных бед,
Но этот случай помнят в каждом доме,
Как был рожден малыш на белый свет.
Весть та обежала все пороги,
В городе судачили о том,
Как овчарка дежурит у дороги,
И как ребеночка отправили в роддом.
С тех пор как, то ЧП свершилось,
На трассе наблюдали шофера.
На месте том, под деревом прижилась,
Собака, что кидалась к буферам.
К буферам машин вишневых цветом,
В надежде, что хозяин там сидит,
На свете лучший из людей, но что-то нет его.
Пусть приедет, а она простит.
Кормилась тем, что подносили люди,
Томилась там, но не бросала пост,
В жару и в холод, в праздники и будни,
На месте ждал хозяина тот пес.
Дни летели, месяцы и годы,
Собачья верность обросла молвой,
Сердца сжимались, видя в непогоду,
Глаза овчарки в сумраке с мольбой.
Шофера привыкли к ней, своей признали,
Считалось долгом накормить ее,
Дорогой долго пса все вспоминали,
Словом добрым, вроде: – «Е, мое».
Прошло семь лет, овчарка вдруг исчезла,
Под деревом лишь вмятый в землю след,
Может быть, ушла из за болезни,
Или от тоски, что друга долго нет.
Трасса сразу как-то опустела,
Потускнели лица бравых шоферов,
На сердце камень, жаль что не сумели,
Помочь овчарке выбрать новый кров.
Скинулись на трассе, кто, чем может,
На памятник собрали, пусть гранит,
Память о собаке, как положено,
Дольше для потомков сохранит.
Теперь стоит, ветрами обдуваем,
Каменной овчарки силуэт,
Без имени, но каждый здешний знает,
За верность, что хранила столько лет.

Программа «Время» ставит точку,
За ней «Однако», как P.S.
Леонтьев здесь без проволочки,
Укажет каждому, где сесть.

Эдвард Радзинский слова мастер,
И Геростата в том догнал,
Что всю историю на части,
Разнес, собрал и нам подал.
В архивах рылся, словно пленник,
С младых ногтей науки грыз,
И рады мы, что современник,
Дыру во времени прогрыз.

Скажет слово, точно кремень,
Супер-профи, мастер-класс,
Журналист фильтрует время,
Паутиной точных фраз.
Строит логику он крепко,
Тянет мягко на себя,
Чтобы вытянуть суть-репку.
Из проблемы бытия.
И чтобы мир скорей прозрел,
Пришли другие времена,
Это он Владимир Познер,
Раз в неделю в стременах.

Доброе утро на первом канале,
Малахов желал нам в начале пути.
Делал себя он, стирая скандалы,
Сам не был нахалом, как ни крути.
Как «Мойдодыр», он на стирке трудился,
А пять вечеров уж готовили старт,
Он не устал, будто снова родился,
И с микрофоном на финише встал.
Пять вечеров одолел одной левой,
И пусть говорят, что в эфире слабак,
Правой он Тэффи поймал, словно деву,
Кто рыбу не ловит, тот не рыбак.

Автомат стократным матом,
Изрыгает в ствол свинец,
Пули цель нашли – солдата,
Стонет вражеский боец.
Жив «курилка», только ранен,
И спешит за камень лечь,
Парень крепок, скоро встанет,
Свой «калаш», срывая с плеч.
Два бойца, война чужая,
И у каждого душа,
Правду носит, но другая,
Правда, им сейчас нужна.
Глаз высматривает зорко,
Ухо слышит каждый хруст,
Нюх стал острым, как у волка,
А рожок, похоже, пуст.
И другого нет в запасе,
Боекомплект расстрелян в дым,
Ждут друзья сейчас на базе,
А он под взглядом, чьим то злым.
Вот и тот ответил бойко,
Сбив фонтаном пядь земли,
На войне быть надо стойким,
Нервы бы, не подвели.
А ему и крыть то нечем,
Автомат без пуль завис,
Не скоро вечер, что бы встречи,
Избежать, скатившись вниз.
Каску выставил – подставу,
Из травы на ней венец,
Плавно сдвинул чуть направо.
И получил в нее свинец.
И нет помощи солдату,
Пусть в рукопашной штык остер,
Не попрешь с ним к автомату,
Что патронами подперт.
Притаился, ожидая,
Отползет, быть может враг,
Он ведь ранен и страдает,
И позади него овраг.
Но, похоже, тот не думал,
Как тайком уйти от пуль,
На травы гребенку клюнул,
И подстриг ее под нуль.
Подстав до ночи бы хватило,
Лишь бы пули тратил враг,
Но солнце жару припустило,
И тот замолк, не бросив флаг.
Сверху все, как на ладони,
Солнце зорко пялит глаз,
Тот, что ранен, уж не стонет,
И автомат его погас.
А другой лишь затаился,
Камуфляжем в зелень врос,
Каплей с фляжки не напился,
Пот ручьем течет с волос.
В этом маленьком сраженье,
Первый бросил пробный шар,
Прокатился пять саженей,
В кулаке штык – нож зажал.
Нет ответа на движенье,
Видно враг ослаб от ран,
План созрел в одно мгновенье,
Идти ва-банк, как на таран.
Два броска и цель накрыта,
Только дрогнула рука,
С головы косынка сбита,
В ухе девичья серьга.
Вороненый ствол, как горло,
Сжала тонкая рука,
Обманул журавлик подло,
Звал когда за облака.
Сквозная рана у девицы,
И нет ответа на вопрос,
Променяла как синицу,
На «калаш», что в руки врос?