В. Тао - Элизиум

безмолвном совокуплении с будущим – чувство снега

настолько пурпурно, что твой взор обжигает кожу

и глиняные эльфы сыплются песком с ресниц рассвета

Где ты, ночь? Я стою за кулисами полдня – распятый

жалостью и пением фиалок, в кислоте наготы —

я жду

архангелы на чёрном снегу безвременья

симфония с глазами медузы выброшенная

отливом – волна проникает во тьму словно слепой

любовник в топ-модель – раскинула небеса

сочащиеся от похоти, ветер брызжет

семенем ослепляющим хрусталь – бог

положил бомбу на мир будущее сгорает

в сказке… призрак на плечах свободных от крыльев,

машины припаркованные топ-лесс – волны

вожделения и страха в наготе дикарей,

в сумерках супермаркетов

и голых ляжек —

влюблённость слаще травинки во-рту,

нежнее члена – как кундалини вставшая на

ребро, свет фонарей сутуло поджавший хвост —

в чёрной дымке его ущелий жало истлевшего

змея и хмель сигарет бережно замерзающий

в зеркалах – нагие потолки лежат

пустыней и хуи сияют отчаянием

абсолюта

…сатори сливает с небес в базы данных.

Вялый транс в полу-божественной коже —

элегантный как Хьюго Босс. Сдувшийся как

презерватив: лёгкая бабочка бьётся в окна

обожающие лучезарность

В магии лета, в шафране неба – св. Земля,

ментовские жезлы… кошки-аксолотли в саундтреках

улиц контужены счастьем, эфирной болтовнёй.

Солнце и опиаты в сиянии одиночества, шёпот

ангелов невесомый словно старик…

и гениальный ёбнутый ребёнок

Судоходное лето за суходолами:

нам раскрылись души полу-живых, полу-

мертвых. Их счастье залитое кровью

и солнцем. Полу-слезами…

в полном кайфе от них

В тела химер вгрызаются зубы гомерического хохота. Это лунные блики пожирают созданные мной инверсии. Сердца разрушают границы, меняют образы приходящие в упадок и города, простирающиеся за горизонт.

Полчища душ сияющих абсолютом – богоподобные гиены растаскивают плоть благоухающую нечеловечьей памятью. В противоположном времени кварталы сливаются в экстазе уничтожения: изнасилованные толпы – в этом дне я родился, цветок раскрыл мои глаза и я впервые улыбнулся.

Цифровые надписи. Малярийная сыпь мавзолеев, спутников грезящих на земле и в небе – что они находят в эвтаназии войны? что их потеряло в безмолвии времени?

Андж ело Бадаламенти с сияющим горном,

на горном пике! И леопарды терзающие

собственную шкуру

солнце. мечеть. цикады – ветер

перешёптывается с тамариском и зноем,

золотые вспышки в небе – истребители падают

в изумительную боль, наслаждаются чудом!

кожа обнажающая желания, бабочки-

андрогины – божества, выпорхнувшие из нас

и заключившие перемирие: каждый глоток —

Гоморра, каждый поцелуй – фламинго

взлетевший в смерть.

идеальный штиль вместо сердца

и идеальная ночь на полу-языке пустынь

Парки съедают волны

великолепно сливающиеся к берегам.

Улыбки, смуглые и тонкие. Безмолвие

коснувшееся сердец.

Зеркальные башни над городом,

предчувствия расплетённые словно косы —

кубки тревоги поднесённые к лёгким губам…

момент, когда чувствуешь крылья коснувшиеся

лба и трепет ночи заснувшей в колыбели

недобитое небо

от хакнутых банкоматов к лёгкому ветерку —

протекторы шуршат бездорожьем, выбирая приют на ближайшие дни – будем безжалостны к лени, одиночеству скал и сердец – свернёмся кольцами за солнечным кр угом – змеи ужалившие собственный смех.

подгнившие водоросли и медузы, дым едкий как комар попавший в глаз и чистое дно родника, примолкшее холодом… необитаемый остров охвативший время

прах к праху, волна к волне… и лицо к лицу:

вначале было Слово, а в начале Слова – мы, бриз из атомов небытия – нам наплевать, как кончит этот мир, как уже кончил – весь, настоящий, наш

Мир в объятиях полусвета – немного жаль эту историю исправленную полувременем.

Ветхая гитара и сонный папоротник. Скошенные газоны и змеи: хоть и звезда, но угасшая… ветер разносит свои восьмёрки в виде эха – даже за проценты не выпросишь поцелуя!

Забвение отодвинуло свои границы —