Александр Городницкий - Стихи и песни (сборник)

За окнами темно,
Закрыты ставни на ночь.
Ущербная луна
Струит холодный свет.
Раскупорим вино,
Мой друг Иван Иваныч,
Воспомним имена
Иных, которых нет.

Сырые рудники
Хребты нам не согнули.
И барабанный бой
Над нашею судьбой.
Острогам вопреки,
Штрафной чеченской пуле,
Мы выжили с тобой,
Мы выжили с тобой.

Кругом колючий снег,
Пустыня без предела.
За праздничным столом
Остались мы вдвоем.
Идет на убыль век,
И никому нет дела,
Что мы еще живем,
Что мы еще живем,

Свечей ложится медь
На белые затылки.
Страшней стальных цепей
Забвения печать.
Лишь прятать нам под клеть
С записками бутылки
Да грамоте детей
Сибирских обучать.

Не ставит ни во что
Нас грозное начальство,
Уверено вполне,
Что завтра мы умрем.
Так выпьем же за то,
Чтоб календарь кончался
Четырнадцатым незабвенным декабрем!

В бесславье или славе
Среди чужих людей
Живет Иосиф Флавий,
Плененный иудей?

Глаза его печальны,
И волосы – как медь.
Он был военачальник,
Но медлил умереть.

Рать воинов суровых
Ушла навеки в ночь,
Всесильный Иегова
Не в силах ей помочь.

Ему лишь для мученья
Недоставало сил, —
Ценою отреченья
Он жизнь свою купил.

Живет Иосиф в Риме,
И римлянам претит,
Что ласковей, чем с ними,
Беседует с ним Тит.

Не знает Цезарь тучный,
За ум его ценя,
Что ввез он в Рим могучий
Троянского коня.

Твердят про иудея,
Что «Флавий» наречен,
Что он пером владеет
Искусней, чем мечом.

Невольник этот дерзкий
Латынь уже постиг
Сильней, чем иудейский
Свой варварский язык.

Отравленною спорой
Упав на жесткий склон,
Начало диаспоры
Положит первым он.

Прилипчив по натуре,
Приникнет он, изгой,
К чужой литературе,
К истории чужой.

Живет он не затем ли,
Чтоб, уцелев в бою,
Врасти в чужую землю
Надежней, чем в свою?

Я перечитываю Куна
Весенней школьною порой.
Мне так понятен этот юный
Неунывающий герой,
За миловидной Андромахой
Плывущий к дальним берегам —
Легко судьбу свою без страха
Вручить всеведущим богам!

Я перечитываю Куна.
Июль безоблачный высок,
И ветер, взбадривая шхуны,
Листает воду и песок.
Сбежим вослед за Одиссеем
От неурядиц и семьи!
В далеких странствиях рассеем
Земные горести свои!

Я перечитываю Куна.
В квартире пусто и темно.
Фонарный свет струится скудно
Через закрытое окно.
Ужасна смерть царя Эдипа,
Язона горестен финал.
Как этот мир устроен дико!
Как век наш суетен и мал!

Когда листва плывет по рекам,
У осени на рубеже,
Читайте мифы древних греков. —
Там все написано уже.
Судьба души твоей и тела —
Лишь повторенное кино,
Лишь вариация на тему,
Уже известную давно.

Кто за грядущее в ответе,
Монгол, усатый ли грузин?
Дух времени не есть ли ветер,
Как утверждает Карамзин?
Орошено какою тучей,
Из чьих краев принесено,
Взошло на почве нашей тучной
Холопства горькое зерно?
Страшнее нет господней кары,
Не отмолить ее в ночах,
Опричнина или татары
В нас воспитали этот страх?
Стране, где рабство выше нормы
Укоренилось за года,
Вредны внезапные реформы,
Как голодающим еда.
Земля в вечернем освещенье,
И понимается не вдруг,
Что не способно просвещенье
Сей тяжкий вылечить недуг.
Откуда брать исток надежде,
Где корень нынешних потерь?
Как мы вперед смотрели прежде,
Так смотрим в прошлое теперь!

В Павловске ветер свистит меж хвои, не робея,
Где же прекрасные дети твои, Ниобея, —
Сильные юноши, пышноволосые девы, —
Где вы?
В доме, вчера многолюдном, не слышно ни звука.
Кто на руках подержать принесет тебе внука?
Кто тебе ноги омоет, снимая усталость,
В старость?
Злобна Диана, и бог Аполлон бессердечен.
Тяжкая рана под сердцем – лечить ее нечем.
Много ли в мире ниобия или тантала? —
Мало.
Темная полночь луну меднощекую плавит.
Траурный ветер терзает окрестные чащи.
Не похваляйтесь детьми, что в довольстве и славе, —
Всё преходяще.