Валентина Заманская - Радостная книга. Поэзия XXI века

Теперь я знаю, как писали Моцарт и Есенин.
Миры и звезды поворачивались к ним —
Позируя. И оставалось им создать их слепок,
Не напрягая сердце, душу, чувство, ум…

Все делалось скорей всего без них… За них
Живо-творил, Бого-творил и даже их рукой води
БОГ.

Теперь, когда я знаю, как писали Моцарт и Есенин —
Теперь я знаю главное: не опоздать —успеть
Договориться с листьями, чтоб не желтели,
Пока тетрадь достану, чтобы их воспеть.

А желтый лист на белый лист бумаги
Придет и ляжет сам. Теперь не торопись.
Теперь он полон жертвенной отваги
И сам подсказывает —не суетись.

Без с у етности вся природа величаво
Заглядывает в чистый лист через плечо:
Она готова. Ты, поэт, готов ли —
Писать душой? Живо-писать ее?

Лишь для тебя не шелохнется лист осенний,
Лишь для тебя струною ветка прозвенит.
И миг, чтоб мир сумел его запомнить —
Тебе он даст себя на миг остановить.
Тебе достанется совсем-совсем немного:
Успеть взять карандаш, перо, тетрадь
И, испросив крестом благословенье Бога —
Писать. Всего лишь —живо-записать!

Тебе останется совсем-совсем немного:
Листок, что осень не успела, кровью сердца обагрить.
Тропинкою, что затерялась в беспредельностях,
Сердца влюбленных страждущих –соединить.

Тебе останется совсем-совсем немного:
Весь мир в добре и зле, как есть он —полюбить.
Тебе останется и уж совсем немного:
Часы, секунды, ночи, дни —забыть.

Тебе останется совсем-совсем немного —
Забыть, что сердце есть живое у тебя.
Останется принять тот крест от Бога —
И всех любить: тебе ведь все теперь родня.

Коли запомнил крепко, что тебе осталось,
Бери без робости заветный белый лист.
Теперь пиши —смиренно, терпеливо, величаво:
Величье мира и листа не терпят суеты.

Теперь, поэт, пиши.
Живо пиши!

В руки карандаш возьму, палитру, кисти —
Словом нарисую солнечную летнюю поляну,
Рифмой земляничку алую да сочную выпестую,
За углом, на перекрестке меж землей и небом встану.

Соберу поводья звонких хохотушек-радуг,
Стану хохотушкою поэзии всех стран, веков,
Разбросаю по Вселенной всей серебряной монетой радость,
Души-птицы лаской освещу да выманю из оков.

Вместе с душами свободными мы мир раскрасим,
Кое-где нечаянно одну лишь желтую мы акварель прольем —
Чтобы солнышко не днями – ночами нам смеялось и сияло,
И голубизну нечаянно плеснем в погрязший в тине водоем.

А потом мы с душами свободными планету новую откроем
И не номером означим, а планетой Счастья назовем.
К ней взовьемся мы на корабле, назвав его Мечтою.
А слова – ключи Творения – уже вручил мне утром ранним Бог!

Поэзии доступен ум один —
Лишь тот, что в сердце:
Холодной логике ума
Она противится.

Холодной логикой ума
Законы пишутся.
Поэзия сама умна:
Закон ей – сердце.

Поэзии достоин ум один —
Бессмертный ум сердца.

В благословенном чуде пребываю —
Стихов-игрушек я шары ловлю.
Стихов шкатулки, ларцы открываю —
И изумруды, яхонты беру.

Беру, играя – и стихи не возражают,
Сокровища мне сами нежно отдают.
Омытые любовью, я им возвращаю
Блистающие бриллиантами стихи.

И, как у мира первых дней Творенья,
Стою у бездн творенья на краю.
И стихотворенье за стихотвореньем
Благословляет лучезарный путь.

Бестолковейшая штука – жизнь поэта.
Ничего ему в ней не принадлежит.
Лишь проснется на границе тьмы и света
И уже к листу стремглав бежит.

Лист-тиран его терзает так и эдак,
Проверяет прочность, зоркость глаз.
«А зачем родился ты поэтом?» —
По любому поводу вопрос задаст.

Жизнь поэта – это оправданье
Перед Богом, пред листом, собой.
Это вечно ненасытное свиданье
С жизнью, смертью, небом и землей.