Елена Талленика - Ночь высокого до. Премия имени Н. С. Гумилёва

знаешь все тайны время раскроет за царственной смертью
завтра за ней у легенды два имени в слитном курсиве
время ускорит события время откроет конвертик
и расскажет о нас молодых и красивых
дерзновенным поэтом во все антологии войду инфо
фон приставка к фамилии формат реформ
предпочла быть затворницей всем тяжким выбравшей иерихон
грот на каменном острове песчаный форт
где для музыки камерной высокий свод
ледяной или карстовый: из капель слез
сталактиты мне ангелы под Рождество
если в чувстве подаренном волшебней грез: музыка
слышишь? любовь и смерть: не в фате невестиной и не в тоге лжи
голью под небом разорванным вставала петь
так любя твою музыку любя как жизнь…

только оттенки красного по ширине холста
алая вакханалия требует больше крови
rouge на арене вытертой в диагональ креста
зона богатых зрителей главной арене вровень
среднего класса возгласы страстны и горячи
зрелище держит нервное под выносным брезентом
в самодовольной мальчике доблестный муж молчит
воины и защитники из одного резерва
бог будет мной доволен – каждый как раскален —
я не курил не бражничал – вторит сейчас уверен
выстроенный по правилам мир бычьей кровью льет
низших сословий ропот жаждет и в бога верит
кровь: лишь оттенки красного – выбрав величину
не называй красивою сорванный мак вращая
там на костях волнуется бычья душа чему?
ведь вековым традициям даже убийц прощают…

след тигриный на поводке прилива иду по побережью веду нежно
он найден в Париже не мной конешно – Лимоновым
и я так искала оного: логика – ее включала не всякий раз
не многим даст тигриный глаз найти его зелень суженую
не поиски суженного просто охота чего-то иного
многое в логовах повидав: всё беда ей богу ей бога не знать никогда
годам к двадцати остов: мозг костный: на нем держусь бикозом
из потомушта муштра моя: кто я? дня не прожив
из себя изгоняла к бесу поэтеску и поэтессу оставляя поэту место
ареста вперед в тюрьме не сгниёт своеволие моё: ему мать цыганка
отец еврей – из помеси сей кровей во мне
эх-ма!
о каждой – роман в томах…

сменяет небо множественный цвет и оживает
ликуя: заповедная ночи печаль беззвездна
и реставратор таинства ее луна кривая
ознобом успокаивает голь признаний поздних
роди меня! мой судорожный вдох кричащий: Боже
к рукам его под ласковым теплом колени ранить
я так стояла в детстве по углам сдирая кожу
о Господе не зная ничего язычна ранее
изогнута не фресковым плющом простой травиной
так тянется за солнечным лучом любой ребенок
роди меня – мой судорожный вдох душой невинной
мы пуповиной связаны одной определенно!
и я поздравлю будущую явь с моим рожденьем
перенимая множественный цвет – потерян опыт
но знай что счастлив даже ангел мой собой владея
приветствовать так скоро не придет
наверное хлопотно…

смотрела на крылья Ангела сброшенные небрежно
освобожден от ноши – расстрига ловил такси
не в облачении белом не в облачении бежевом
черная униформа глаз оттеняла синь
из хлябей ни грома ни молний: упавший с немого неба
косые дожди не яростны безволие облаков
гадала какими грехами полет одинокий прерван
и что бы могло заставить меня их сорвать так легко
творенье небесной воли: он был из когорты падших
на крыльях его упавших уже отпечатан след
никто не поднял и урбан – адептом феншуя и лакшери
переносил вес тела с асфальта на пух как в снег
из золотых сечений давинчи не вынимая
бегущие человеки отлаживали механизм
смотрела на крыл свеченье и пух белоснежней мая
налипший к подошвам выстелил асфальтовый вандализм
и было светло и больно в безволии личной драмы
казалось что мы столкнулись еще в глубине небес
и рухнули оба оземь камлая друг друга раны
найдя очевидно равных несущих изгнанья крест…

дот пулеметный и окоп на метр
немыслимое время тишины
тревожный час алеющий рассветом
бойцы еще не слышат старшины
им ласточкины сны разрешены
не этим снам терновые венцы
на эти сны не действуют запреты
им снятся белы снеги из ромашек и лето:
девичий плат цветеньем трав украшен
солдат свою любимую обнял
его любовь на линии огня
но снятся только снеги из ромашек
любовь на линии огня нежней
из ласточкиных гнезд птенцовый щебет
сирени пестротканая кипень
как цвет ее во сне духмян и щедр
и пятилист цветок любой меж ней!
и легче ткань косынки на плече
прикосновенья трепетней и ближе
девичий смех – ручей в сюжете книжном
не этим снам ничей край поля выжжен
и трубы черные печей
бойцы еще не слышат старшины
из забытья рубахи белотканны
и платье шелковое прилегает к стану
простор полей что голос не возьмет
смыкается за краем неба где-то
где сосны непременно великаны
а в медоносных травах зреет мед
не торопись будить его война
успеешь и убить и искалечить
снега ромашек из венка на плечи
и ласкового взгляда пелена…