Array Антология - Соборище. Авангард и андеграунд новой литературы

Выхлебав хляби спиртной цистерну,
Глаз твоих высосав всю инферну,
Сдал спецодежду мой искуситель,
Скинул крыла трубочист-хранитель.

Не приманив козырей за ворот,
Чахлой чахоткой стыл горе-город.
Я уходил от наветов прежних,
Запеленавшись в слова нездешних…

Я не помню, что было до этого.
Помню лишь непрерывность забвений
Да поэта в углу не отпетого,
Да кромешности кровосмешений.

Барагозили до запределицы,
Бились в быль за гнилое корыто.
И скрипели корявые мельницы
На холодных уступах Аида.

Я не помню, что стало спустя себя.
Помню только, что вышло без толка —
Расставаний похмельные насыпи,
Старых песен неровная челка.

Синей осени вязкое тление —
Экзистенций узлы да экземы…
Бескорыстие грехопадения
На заснеженных вишнях Эдема.

Заплетали язык канителями,
Ворожбою лохматили звезды.
Задирали подолы апрелями,
Ноябрем конопатили гнезда….

Я не помню, как встречу Нездешнее,
Как забуду следы да наветы…
Снова сны – как объятия вешние,
Шепелявые ставни рассвета…

В полуночь Луну расспрашивал
С надеждой тонкой:
Кто жизнь мою высосал заживо
Незрячей гонкой?

Кто выставил в посвист липовый
Покоя ставни?
Кто выстелил пляской Виттовой
Святые камни?

Кто вымазал полумерами
Звенеть призванье?
Кто выгрыз мышами серыми
Алмаз незнанья?

Подвесив за заусеницы
Над бочкой винной,
Над всем, что горит и пенится
Тоской картинной…

Кто в чрево червями ринулся,
Когда споткнулся?
Кто выждал и ощетинился,
Когда я сдулся?…

Полуночь тянула из зримого
Озноб наружу…
И Ангелу Необъяснимого
Швырнул я душу.

Город лунный. Храм высокий,
Золотые письмена.
Голод юный по далеким,
Светлооким временам…

Тянет волок повилику
По великой тишине
Мает сорок дней без крика
В захлебнувшейся войне.

Спален тайны, пеленальни,
Наковальни и столы.
Ожиданий чужедальних
Поминальные углы.

Смех месили, драли нары,
Топь крестили в свистопляс.
Затопили окуляры —
Проглядели в небо лаз.

Очи – черные берлоги —
Ночь исчавкали до дна…
Лунный город. Сон далекий.
Золотые имена.

Ищет ветер снегиря
В летаргии декабря.
Ищет память старых стульев
Позолоту летних ульев,

Ищут лиры и кумиры
В камасутрах и сортирах,
Ищет невская трясина —
В спинах и несвежих минах…

Руки, ноги, звуки, боги —
Все смешалось под шумок.
Только страхи давят соки
Неутоптанных тревог.

На мозгу – мозоли синей
Проспиртованный узор.
Голова корявой дыней
Укатилась под забор.

Зеленеет жирной жабой,
Сев на отмель, самоцель,
И матросы тихой сапой
Доедают карамель.

И невнятные вопросы
«Почему?», «зачем?» и «как?»,
Тянет стужи папироса,
Перелетный льет кабак

По стаканам и по жилам,
По настилам и столам,
По насиженным могилам,
По неспелым голосам —

В омут правды стопудовой,
От зари до фонаря…
В летаргии декабревой
Ищет небо снегиря.

Слишком ранняя Пасха,
Слишком пропитый Пост.
Запоздалою лаской
Я ползу на твой мост.

С непонятным оттенком
Воспаленных глазниц
Бултыхаюсь нетленкой
В рукавах твоих птиц.

Маясь мелким испугом
Под подолом Луны,
Забываюсь досугом
В звукоряде вины.

Я надтреснут, надвыпит,
Подраспродан, не цел.
И за шиворот сыпет
Странных лет беспредел.

Я застрял в междуречье
Непонятных эпох,
Вековеча увечья
В романтический вздох.

В поминальные пляски
По заблеванным дням,
По судьбе без развязки,
По корытам-мечтам.

Обожженное небо,
Ядовитый язык —
И больная утроба
Недописанных книг.

Слишком ранняя Пасха,
Слишком поздний финал.
Слишком старая маска —
И прошел карнавал,

И растеряны перья,
И обвисли носы.
И аорта безверья
Мечет сор на весы.