Array Антология - Соборище. Авангард и андеграунд новой литературы

По тоске, пустой да плотской,
По глазам зимы
Башлачев ходил и Бродский,
Проползем и мы.

Зависает в бескультурье
Интерфейс небес.
Под ногами – мозги курьи
Да кривой прогресс.

Об одном скулят исходе
Человек и вошь…
Нас еще по миру ходит,
Всех не перебьешь!

Пиетари – Келломяки
Движет нас состав.
Все сошлось: судьба и знаки,
Избранность и нрав.

Как тут разом не напиться?
Радость плавит рты!
Заросли коростой лица,
Да зрачки чисты.

Языками колобродит
Пафосный гундеж:
«Много вас по миру ходит,
Всех не перебьешь!».

Лопухами у дороги
Отольем вину,
Необитые пороги
Бросим на струну.

И пока сосете в клетках
Быстрые супы
И таскаете в барсетках
Денежные лбы,

Нам гортань от Духа сводит,
Бьет рожденья дрожь…
Нас еще по миру ходит,
Всех не перебьешь!

Мы – трухлявая потуга
На нездешний свет,
Мы незримость вяжем туго
В вереницу лет.

Пусть постой порой уводит
В шабаш и дебош —
Нас еще по миру ходит,
Всех не перебьешь!

Понахавамшись сеансу,
Время – по домам.
Отломили миру шансу,
Пали по умам.

Деревянные сомненья,
Диатез у рта.
Позабудут – без зазренья,
Вспомнят – навсегда.

И пока в условьях давки
Мрак терзает кадр,
Похмеляются на лавке
Образ, Звук, Театр.

Полусумрак небосводит
И Луну, и грош…
Нас еще по миру ходит,
Всех не перебьешь!

Сочные жабры бабьи.
Точные вирши рабьи.
Как на последнем вздохе,
Чуют День Шерсти блохи.

Лепят из снов да хлеба
Мусоропровод в небо.
Топливом потных суток
Поят газетных уток.

Стоящее – нестойко.
Вот и попробуй – спой-ка!..
Прежде могилы новой
Да чешуи еловой —

Жадно глотнуть направо,
Не расплескав азарта…
Ты – как картинка «ава»,
Я – рана авангарда.

По бытию – микробом —
Вынести эту легкость…
Неба ли я мокрота?
Или у новых блох гость?

Смерить успеть до смерти
Вновь приходили черти.
Сдал их молве безмудой
Вместе с пустой посудой.

Вслед за говном вагонов —
Оттепель новых звонов.
Конница цепких весен
Между Господних десен.

Перемирившись с бредом,
С герпесом, с винегретом,
Чуют День Шерсти блохи.
Копят гнилые бздехи.

Жирные ребра рыбьи.
Синие вопли выпьи.
Точные вирши рабьи.
Сочные жабры жабьи.

Дрожали в озноб объятия,
Сентябрь краснел рябиной,
Прохлада плела апатии,
С залива тянуло тиной.

Мерцало о прошлых, хороших днях.
Сползали пустые вести
Фасадами в старых пролежнях
Да крышами сплошь из жести.

Сидели и снова верили,
Что вечность мудрее утра.
Увечья стаканом мерили,
Бледнели похмельем утло.

Тащили стихи калечные
По скулам да лбам кобыльим,
И падали просторечия
Под ноги высоким штилям.

Неслось окаянное «звонче жги!»,
Рвалось свистоплясом синим.
И дамы ломали зонтики,
Мешая гламур с мартини.

И кролик с глазами пьяницы
Ронял в тротуары траур.
Никто никого не хватится,
Все мимо, миледи, фрау!…

Натужные рукопожатия,
Азарты над картой винной…
Прохлада плела апатии,
С залива тянуло тиной…

И город, как будто спросонья – тих,
Сквозь памяти позолоту,
В каденциях альбиноньевых
Навек уходил под воду.

Выстелить плечи цветами мая
Думал, ключами звеня-играя.
Ягодой греть глаз твоих лукошко,
Жажду мешая похмельной ложкой,

Жадной охапкой сгрести застолье,
Выменять воды на богомолье,
В милость елея гортань лелея…
Не поборол ветрогон Борея,

Грузно споткнулся о не отпетых,
Пузом полег, как и те, – в поэтах.
Выжал до изнури тела губку,
Не изменяя ни тьме, ни кубку.

Не потакая ни дну, ни веку,
Радугу плел через сердца реку.
Вечность измаяв в сожженном храме,
Тлен перемерив в погостной яме.

Вымолив тихо у неба крышу,
Кинулся дуть, где хоть что-то дышит,
Слышит, шуршит, расчехляет поры,
Чистит от мнений помета норы.