Антология - Советская поэзия. Том первый

Без особых забот —
Будто нету задания проще —
Мягко сел вертолет
На железную площадь.

Вдалеке от земли,
Над каспийской колеблемой бездной,
Неподвижно стоит
Этот остров железный.

Поразило меня
То, что в царстве конструкций и стали
Нас цветами живыми —
Живыми цветами! — встречали.

Я видал не однажды
Цветы на коврах и диванах,
И на клумбах цветы,
И поляны весенних тюльпанов.

Почему же тогда
Немудреные ваши букеты
Осенили меня,
Как открытие новой планеты?

Как негаданно тут,
На расчетливо сжатой площадке,
Вы растете, цветы,
Словно бы в колыбели нешаткой.

Надо думать, тогда,
В те прошедшие годы, наверно,
Не стояла вода
В этих влажных огромных цистернах

Здесь нефтяник, в тот срок
Без воды задыхавшийся тяжко,
Получал, как паек,
Может, даже неполную чашку.

Этой нормой дневной
Привозной родниковой водицы,
Обделяя себя,
Успевал он с цветами делиться.

Он отсчитывал их,
Осторожно, с улыбкою хмурой.
Капли этой воды —
Словно капли целебной микстуры.

И, наверно, потом
Те ростки, что пробились наружу,
Он своим же платком
Заслонял от жары и от стужи.

Пожилой человек,
Удивленно, как будто парнишка,
Я отсюда гляжу
На сквозные ажурные вышки.
Над моей головой —
Там, где облачко белое тает,
Высоко-далеко
Не поспешно орлы пролетают.

У меня на груди
(Аромат ваш нестроен, но тонок)
Вы уснули, цветы,
Как доверчивый тихий ягненок.

Я с цветами стою,
Попирая подножье стальное…
Пушкин как-то сказал
Величаво: «Кавказ подо мною».

Мне случалось не раз
(Вроде не к чему тут запираться),
Многоглавый Кавказ,
На вершины твои забираться.

Мне случалось видать,
Как, пространство тревогой наполнив
Не вверху, а внизу
Трепетало сверкание молний.

И о том еще речь, —
Это тоже со мною бывало! —
Что и радуга с плеч
Широко, как халат, ниспадала.

Но какой же поэт
(Расскажите мне, все остальные)
Строфы песен слагал,
Попирая опоры стальные!

Вдалеке от земли,
До отказа меня переполнив,
Эти строки пошли,
Догоняя друг друга, как волны.

Словно в творческом сне,
Подчинившийся силе рабочей,
Это Каспий во мне
Усмиренно, но сильно клокочет.

Для врача сердце —
это аппаратура,
для того чтобы кровь
по телу гоняла…

…Для поэта
такого определения
мало.

У рук — есть свой язык.
При разлуке один язык у рук,
при встрече — иной.
При радости —
один,
при горе — другой.
Я знаю, что есть язык сожаленья,
нетерпенья, отчаянья…
…Мои руки
заговорили однажды
своим языком,
когда мои глаза
понимающие
встретились с твоими.

Расцветший в саду,
одинокий жасмин!
Душистый, как сон о ее волосах.
Я вижу один
средь росистых долин
в слезинке любой
на цветочных глазах —
лицо дорогое в слезах.

Расцветший в саду,
одинокий жасмин!
Любимая
здесь проходила давно?
Мой нежный,
ты пил с ней,
один на один
напиток разлуки —
огонь и вино?

Расцветший в саду,
одинокий жасмин!
Не ты ли разносишь
весеннюю весть,
сюда приходя
не вдвоем, а один,
мою дорогую
покинув, как есть, —
с дорогою рядом,
с разлукою-ядом,
с безумным, далеким,
рассеянным взглядом?

Расцветший в саду,
одинокий жасмин!
От этой ли горечи
листья унылы?
Мой милый,
пускай стебелек ни один,
пускай, кроме нас,
мотылек ни один
не будет, не будет один!
Мой жасмин,
пускай одиноких не будет,
мой милый!

На прощанье блеснув белизной,
вы напомнили прошлое мне.
И плывете с тех пор в глубине,
чистой памятью в чистой волне.
Лодки памяти, свет в небосклоне!
Парусов белокрылые кони!

Может, ныне две юных души
о любви говорят под луной.
Может, с кем-то простор водяной
стал шептаться, как прежде со мной…
Лодки памяти, свет в небосклоне!
Парусов белокрылые кони!