Алексей Букалов - «Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы

В прямой связи с очерком Маяковского находится сюжет устного рассказа Ю. Тынянова «Эдгар По в Петербурге». Замысел этого рассказа поведал Николай Харджиев в книге воспоминаний о Ю. Тынянове:

«В ночную “ресторацию” на Невском приходит Пушкин. За соседним столиком сидит большелобый юноша со странным взглядом, сверкающим и мглистым. Юноша пьет водку, бормочет английские стихи. У Пушкина возникает непреодолимое желание протянуть ему руку. Но юноша смотрит на незнакомца почти презрительно и произносит сквозь зубы: – У вас негритянская синева под ногтями… Таков финал “жестокого рассказа” о воображаемой встрече тридцатилетнего Пушкина с двадцатилетним Эдгаром По» [508].

Схожий мотив много позже возникает в рассказе Вс. Рождественского «Ее письма» (1974 г.). Англичанин объясняет русскому отказ своей соотечественницы-аристократки, дальней потомицы Пушкина, опубликовать письма из семейного архива:

«В вашей стране родство с Пушкиным великая честь. Не то для некоторой части высшей английской аристократии. Она ревниво блюдет свои родословные предрассудки. Что, если вся Англия узнает, что в жилах старинной фамилии есть капелька негритянской крови? Какой скандал!» [509]

В антологию «Негр» (Нью-Йорк, 1970 г.) включена статья Гарольда Эктона «Пушкин и арап Петра Великого», в которой сопрягаются психологические ощущения «расовой неполноценности», испытываемые героем романа и его автором [510].

Разговор о «капельке негритянской крови» вновь состоялся в 1986 году, когда в Москве на IX международном конгрессе эфиопских исследований негритянский ученый д-р Венделл Жан-Пьер, зав. африканским отделом Рутгерского университета (штат НьюДжерси, США), выступил с докладом о черном предке Пушкина [511]. Доклад был озаглавлен: «Калибан при царском дворе. Некоторые примечания к роману Александра Пушкина «Арап Петра Великого» [512].

Рассказывая о черном крестнике Петра, американский исследователь проводит параллель с известным персонажем пьесы Шекспира «Буря», прежде всего, имея в виду «расовые трудности», с которыми сталкивается Ибрагим в Париже и Петербурге. «Ирония заключается в том, что этот «Калибан» восторжествовал и не только при жизни, а – что гораздо важнее – в судьбе своего правнука, великого поэта России, основателя современной русской литературы». (Доклад вызвал оживленную дискуссию в основном по вопросу о месте рождения А.П.Ганнибала, впрочем, так и оставшемуся к тому моменту невыясненным.)

Теперь попробуем проследить, как образ Пушкина-арапа отразился в русской поэзии за прошедшие полтора века. Задача эта непосильная, показать все упоминания и переклички невозможно, да и такое перечисление увело бы нас слишком далеко от темы. Однако некоторые примеры привести следует.

Один из первых поэтических откликов на смерть Пушкина принадлежит Ф.И.Тютчеву. Стихотворение «29-ое января 1837» написано летом того же года.

(Здесь, кажется, слышатся отголоски лицейского стихотворения Вильгельма Кюхельбекера «Царское село»:

Другой современник Пушкина видный представитель «неистового романтизма» 1830-х годов В.Бенедиктов посвятил поэту стихотворение «Воспоминание» (1852 г.):

Знакомый мотив – поэт, не совладавший с африканскими страстями, – присутствует и у П.Вяземского. В 1853 году Вяземский пишет стихотворный цикл «Поминки». В оставшемся незавершенном отрывке («Поэтической дружины…») есть такие строки, посвященные Пушкину:

На торжествах в Москве по случаю открытия памятника Пушкину в 1880 году на первом заседании Общества любителей российской словесности Яков Полонский прочитал свои новые стихи о Пушкине:

Из советских поэтов одним из первых об «арапском» Пушкине заговорил Владимир Маяковский. Вспомним его стихотворение «Юбилейное» (1924 г.):