Писатель Анатолий Лунин назвал свое послесловие к этому переводу «Итальянский взгляд на русскую трагедию». Он пишет: «Обращает на себя внимание бережное, трепетное отношение Серены Витале к русскому национальному гению, глубокое знание ею русской литературы и истории. Ее труд предназначен западному читателю, который не так уж основательно знает российскую словесность, и на его информированность, на его отношение к нам, конечно, повлияет доброжелательная позиция автора». Открытые Сереной Витале эпистолярные тексты легли в основу документальной книги, выпущенной ею совместно с проф. Старком в Петербурге: «Черная речка. До и после» [1055].
Иосиф Бродский, живо интересовавшийся всеми пушкинскими новинками, узнал об этой работе перед самой смертью. Его друг писатель Пётр Вайль написал об этом: «Я рассказал Иосифу о публикации в “Звезде” замечательной итальянской пушкинистки Серены Витале с впервые обнародованными письмами Дантеса к Геккерену, которые дают новый взгляд на треугольник “Пушкин – Наталья Николаевна – Дантес”. Бродский очень заинтересовался, попросил прислать копию, и я предвкушал его комментарии. 3 февраля, на поминках в квартире Бродских, я поднялся с разрешения вдовы в кабинет, где все было так же, как 28 января. В стопке корреспонденции на стуле, на самом верху, лежал пакет с адресом, надписанным знакомым почерком. С жутковатым чувством, которое точнее затрудняюсь передать, я узнал свой почерк: бандероль с публикацией пришла, но прочесть ее Иосиф уже не успел» [1056].
Принципиально важно, на мой взгляд, что история последней дуэли Пушкина рассказана иностранным автором. Это помогает исправить некоторые акценты. Ибо, как справедливо подметил один американский исследователь, «в генезисе о мифе Пушкина не последнюю роль сыграло то обстоятельство, что его убил иностранец. Лермонтов всячески подчеркивает это, называя Дантеса беглецом, приехавшим в Россию «на ловлю счастья и чинов» [1057].
Серена Витале – не только образованная, но и еще и дерзкая женщина. Она рискнула коснуться таких тонких струн в жизненной стезе поэта, до которых страшно и больно дотрагиваться. И посмотрела на дуэльную историю из своего прекрасного далёка, что и придало ей смелости и раскованности. На Руси до сих пор попытки разобраться в семейной коллизии Пушкина вызывают вопли негодования. Впрочем, об этом давно и хорошо сказал Борис Пастернак: «Бедный Пушкин! Ему следовало бы жениться на Щёголеве и позднейшем пушкиноведении, и все было бы в порядке. Он дожил бы до наших дней, присочинил бы несколько продолжений к Онегину и написал бы пять “Полтав”
вместо одной. А мне всегда казалось, что я перестал бы понимать Пушкина, если бы допустил, что он нуждается в нашем понимании больше, чем в Наталье Николаевне» [1058].
Хотя немного странно, конечно, что последняя точка в расследовании дуэльной истории Пушкина поставлена именно в Италии. Но из странностей и состоит судьба поэта, даже посмертная. Нам же следует, наверное, лишь быть благодарными итальянской исследовательнице за ее вдохновенный труд. И посмеяться над тем, что своего черного пушистого кота она назвала скандально-громким именем – Дантес.
…В 1997 году, под теплым летним дождиком, мы с женой добрались, наконец, до маленького тихого кладбища в эльзасском городке Сульц, на юго-востоке Франции. Чуть покосившиеся могильные камни охраняют там последний сон некогда многочисленной семьи Геккеренов-Дантесов. Положив гвоздики к плите с надписью «Екатерина Гончарова-Дантес», мы поспешили в местный краеведческий музей, где два этажа выделены под экспозицию, посвященную уроженцу Сульца (ставшему там даже городским головой, мэром) барону Жоржу Дантесу и, в частности, его поединку с Пушкиным. В одной из витрин – брошюры и книги, среди них – только что изданный по-французски труд Серены Витале. На стенах – гравюры, акварельные портреты, фотографии, на полках – фаянс, в углу – голландская печь с изразцами – подарок приемного отца, бывшего посланника в Петербурге Якоба Ван Геккерена. А напротив окна неожиданный экспонат, некогда принадлежавший хозяину дома: мишень для стрельбы в виде плоской деревянной фигуры безликого мужчины во фраке и цилиндре. А по центру яркие белые и черные круги для прицеливания – они проходят по животу, груди, виску…
«Подобно многим закрытым книгам, ХIХ век никогда не был, как следует, прочитан. Собирая пыль, стоит он на полке времени, доступный нашему любопытству, но прикасаются к нему редко».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу