Николай Доризо - Я сочинил когда-то песню

Ни медицина
И ни колдовство
Не исцелили
Немоты его.

Мать исхудала,
Извелась вконец,
И раньше срока
Сгорбился отец.

А он молчал.
Спал ночью
крепким сном,
Ел за троих
И рос богатырем.

И вот однажды
В дом вбегает сын:
— Беда!
Скорей!
Скорей!
Горит овин!

— Заговорил!
Случилось чудо с ним!
— И прежде
Не был я глухонемым.

— Но почему
Молчал ты
столько лет?
— Что говорить,
Когда причины нет.

Хватало мне
Одежды
и еды,
Судачить с вами
Не было нужды.

Поэзия!
Коль нет больших причин,
Умей молчать,
Как этот мальчик-финн.

Сказал мне кандидат наук:
Зимой ли,
вешнею порою
Прикосновенье
добрых рук
Деревья
чувствуют
корою.
Когда же тот,
кто к ним жесток,
Едва лишь
к дереву
подходит,
Как импульс,
беспокойный сок
В стволе
вибрирует,
не бродит,
Я сердцем чувствую —
он прав,
Я глажу ствол березки тонкий…
О как легко
сломать сустав
Ее доверчивой ручонке.
Очеловечиваем боль, —
Мол, только боль
людская
плачет…
Я понял,
что такое значит
Нечеловеческая боль.

Доброта
Порою,
как лосенок,
Что забрел доверчиво
В поселок.
Смотрит,
улыбается народ.
Даже те,
кто убивает зверя.
На него глядят,
Глазам не веря,—
Он ведь сам
Навстречу им идет.
Глупенький,
На тонких ножках длинных,
Ты не знаешь
Хитростей звериных
И не можешь
Обмануть картечь.
Я и сам
Лукавить не умею…
Верю,
беззащитностью своей
Ты себя сумеешь уберечь.

Отчизна!
Я горжусь тобою,
Запасом
животворных сил, —
Взят полюс
неприступный
с бою,
Тот бой со льдом
нелегким был.
Но, может быть,
еще трудней
Другой твой подвиг благородный —
Идти
к вершинам
мирных дней,
Ломая льды
«войны холодной»!

Этот город базальтовый,
Плиты
мраморных кладок —
Сын
залетных,
брезентовых
Комсомольских палаток.

Тех палаток,
что во поле
У костров,
на привале
Шумно крыльями хлопали,
Нас
в метель
согревали.

Скверы
и учреждения,
Катер
мчится
к причалу,
Это все —
продолжение.
Честь и слава —
началу!
До последнего донышка
Дней
все будет в порядке,
Лишь бы
жизнь
начать
с колышка
Комсомольской палатки.

Он бы давным-давно исчез
И потерял свое начало,
Когда б от всех живых существ
Его одно не отличало.
Он привыкает ко всему —
Удача,
боль
или утрата.
Привык же
человек
к тому,
Что человеком
стал когда-то.

Леса редеют,
и мелеют реки.
Ведь это все не наше,
а его —
Того,
кто будет жить
в тридцатом веке.
Легко
потомка грабить своего.
Ты не поможешь,
кто ему поможет, —
Ведь за себя
он постоять не может.

В дни электрона
и металла,
Как благо,
каждое растенье,
В наш век
любовь к природе
стала
Инстинктом самосохраненья.

О, разговор немых
В метро
или на рынке.
Красноречивы
их
И взгляды
и морщинки,
Движенья
быстрых фраз
И тайна
их значенья,
Восторги
детских глаз,
Счастливых
от общенья.

О, разговор немых.
Так зрим он
и подвижен,
Что каждый возглас их
На расстоянье слышен,

О, разговор немых.
Он так же безыскусствен,
Как речь берез лесных,
То радостен,
то грустен,

Как трепет облаков
В день ясный
и ненастный…
Есть что-то больше слов,
И в чем-то
мы
безгласны.

Приветственно,
исконно,
по-хорошему,
Уж он таков,
обычай деревень,
Старик словак
мне,
пришлому прохожему,
Сказал при встрече
первым:
«Добрый день!»
И сразу стало на душе теплей.
Природа
учит доброте
людей.

Нагой дикарь
В набедренной повязке.
Тысячелетья
Не читал он книг,
Читает он
Своих закатов краски,
Любой оттенок
Замечая в них.
Он понимает
Запахи и звуки,
Движенье трав,
Звериный
хитрый след,
Пигмей —
Наследник дедовской науки,
Которой тоже,
Может, тыщи лет.
В своем лесу
Он знает все листочки,
Дитя природы,
С детства он постиг,
Быть может,
Величайшую из книг,
В которой мне
Не прочитать и строчки.
Я не расист.
Не буду им
Вовеки.
я,
как о брате,
Думаю о нем.
Да,
он дикарь
В моей библиотеке,
Но я
дикарь
В его лесу родном.