Шицзин

Шэньский наш князь так воинственно, смело
В Се приезжает, и свита поспела;
Тьма колесниц, и спешит пешеход.
В царстве великом ликует народ:
«Добрый оплот ныне будет и щит!
Шэньский наш князь разве не знаменит?!
Дядя старейший царя! Наконец,
Будет для власти живой образец [458]!»

Шэньский наш князь трех достоинств радетель:
Мягкий, прямой он, для всех благодетель.
Он успокоил уделы страны,
Славою князя все царства полны.
Цзи-фу [459]сложил эту песню о нем,
Стих зтот сложен с большим мастерством,
Следуют звуки в согласии их.
Шэньскому князю дарю я свой стих.

Небо, рождая на свет человеческий род,
Тело и правило жизни всем людям дает.
Люди, храня этот вечный закон, хороши,
Любят и ценят прекрасную доблесть души.
Небо, державно взирая на чжоуский дом,
Землю внизу осветило горящим лучом,
И, чтобы сына небес не коснулося зло,
Небо в защиту ему Чжун Шань-фу родило.

Доблестью духа был наш Чжун Шань-фу одарен,
Мягок, прекрасен, всегда почитал он закон,
Видом достойный и всем выраженьем лица,
Был осторожен, внимателен был до конца.
Древних реченья, как правила жизни, любил,
Вид величавый блюдя изо всех своих сил.
Сыну небес был послушен всегда и не раз
Всем возвещал он царский пресветлый приказ.

Царь говорит: «Чжун Шань-фу, повеленью внемли:
Будь ты примером властителям нашей земли,
Предков своих продолжая заслуги и путь,
Царской особе ты телохранителем будь.
Царскую волю вещая и всюду творя,
Будешь ты сам языком и устами царя!
Наши решенья везде быть известны должны,
Их да исполнят четыре предела страны!»

Важными, важными были приказы царя:
Чжун исполняет их, царскую волю творя.
Был ли послушен иль был непокорен удел —
Светлым умом Чжун Шань-фу это всё разумел.
Разума ясность и мудрость ему помогла
И самому оградиться от всякого зла.
Отдыха он не имеет ни в утро ни в ночь,
Чтоб одному человеку [461]в правленьи помочь.

Мягкий кусочек легко принимают уста,
Твердый кусочек они изблюют изо рта —
Тоже сложил поговорку такую народ.
Но Чжун Шань-фу человек был, однако, не тот:
Мягкий кусочек его не глотали уста,
Твердый кусок не выплевывал он изо рта —
Не угнетал, как другие, он сирых и вдов,
Сильных отпора не труся, был с ними суров!

Доблесть души человека легка, точно пух,
Редкий поднять ее только найдет в себе дух —
Тоже сложил поговорку такую народ.
Я поразмыслил, подумал над нею, и вот,
Только один Чжун Шань-фу и поднять ее мог,
Я, хоть люблю его, в этом ему не помог.
Царское платье с изъяном бывает [462], не зря
Лишь Чжун Шань-фу не боится поправить царя.

Жертву приносит Чжун духам дороги: на ней
Крепких из крепких четверка могучих коней.
Быстрые, быстрые люди собрались в поход:
Думает каждый из них лишь, что он не дойдет.
Мощные, мощные кони четверкою в ряд,
Восемь на них колокольчиков звоном звенят.
Царь повеление дал Чжун Шань-фу, чтобы в срок
Крепость построить, он ехал теперь на восток.

Сильными, сильными были четыре коня,
Восемь бубенчиков брякают, звоном звеня:
В княжество Ци [463]Чжун Шань-фу отправляется мой
О, поскорей, поскорей возвращайся домой!
Цзи-фу хотел бы, тебе эту песню сложив,
Нежную песню, как чистого ветра порыв,
Чтоб, Чжун Шань-фу, среди долгих раздумий твоих,
Сердца коснувшись, печали утешил мой стих.

Мощные, мощные Лянские горы [465],
Юй [466]лишь один их измерил просторы.
Ханьский наш князь на великом пути [467],
Должен к царю за указом идти [468].
Княжеский жезл царь вручает и званье:
«Дабы продолжил ты предков деянья.
Долг не нарушив пред нами, о князь,
Утром и ночью трудись, не ленясь.
Если ты долг свой исполнишь исправно,
Мы не изменим указ наш державный [469].
Дань ко двору не несущих смиря,
Будешь помощником верным царя».

Кони в четверке прекрасны и ровны,
Длинны тела их и ростом огромны.
Ханьский наш князь к государю спешит,
С ним его скипетр — чистый нефрит.
Принят был князь государем, потом
Сделаны были подарки царем:
Знамя узорное с перьями птицы,
Верх и резное ярмо к колеснице,
В сбруе чеканные пряжки горят,
Алые туфли и черный халат,
Тут же тигровая шкура лежала,
Вожжи из кожи с кольцом из металла.