Дёмшёд, 1846 г.
Мария Сечи
Перевод Б. Пастернака
{181}
Рыцарское время доблести суровой!
Северным сияньем ты отполыхало.
Жаром вдохновенья озарю я снова
Родину героев старого закала,
Где царем вздымался дуб отваги смелой
И цветком любви царица роза рдела.
Двести лет назад Дёрдь Ракоци с войсками
В Венгрию пришел за дело веры биться.
В Гёмёрских горах за темными лесами
Крепости Мурань он увидал бойницы.
К самым облакам забравшись на высоты,
Замок ждал его, открыв ему ворота.
Бетлева вдова, краса Мария Сечи
Вышла к Ракоци, сказав гостеприимно:
«Здравствуй, храбрый сын Эрдея, рада встрече,
Уваженье наше, видимо, взаимно.
Делу одному мы посвятили сердце,
Руку дай, пожму тебе, единоверцу.
Вот моя рука, дай мне свою спокойно.
В поводах к тому у нас нет недостатка.
Муж мой и отец вели со славой войны,
Да и я сама — неробкого десятка.
Так-то, Дёрдь. Теперь мы связаны судьбою.
Недруги, друзья у нас одни с тобою».
Ракоци Марии выделил охрану
И пустился с войском дальше в путь-дорогу.
Он считал, что если враг придет нежданно,
Неприступны склоны горного отрога.
За черту громов ушла Мурань на круче,
Молнии топча и попирая тучи.
И пришли войска на штурм твердыни дерзкой.
Вел их полководец Ференц Вешелени.
Подступив к Мурани с армией имперской,
Он дает гонцу такое порученье:
«Подымись в Мурань и, умысла не пряча,
Объяви им бой или потребуй сдачи».
В форт придя, гонец смущен явленьем странным:
Женщина выходит из-за бастиона.
«Я поговорить хотел бы с капитаном».
«Говори, я здесь начальник обороны».
Стал в тупик гонец и смотрит на Марию.
Воина такого видел он впервые.
Победив смущенье, говорит, однако:
«Отвори добром ворота, а иначе
Силой их взломаем, бросившись в атаку.
Что мне передать? Согласна ль ты на сдачу?»
Гордо улыбнулась, не моргнувши глазом,
Сечи и гонцу ответила отказом.
Рассказал гонец, когда пришел обратно,
О переговорах. Слушал Вешелени
И не знал, что думать. Было непонятно,
Сердце или ум задело донесенье.
Тучей он смотрел, в тревоге незнакомой,
И метал такие молнии и громы:
«Только этих лавров мне недоставало —
Пушки наводить на чепчики и кички!
Наступлю ногой на кончик покрывала,
Голову с тебя сорву я с непривычки!
В кладовой ли пусто у тебя, чертовка,
Что пришлось на саблю променять шумовку?
Слава ли моя сюда не долетела,
Что она со мною связываться смеет?
Завтра ведь заря от грохота обстрела,
Вспыхнуть не успев, смертельно побледнеет!
А к восходу солнца на обломках зданья
Трубку разожгу я головней Мурани.
Женщина в доспехах! Странное явленье!
Как мужчина в юбке или же в корсете.
Я об амазонках слышал измышленья,
Значит, в самом деле есть они на свете?
По словам гонца она к тому ж красива?
Надо непременно посмотреть на диво».
Время шло лениво, долго, безысходно.
Как сороки треск и ворона галденье,
Спорили в душе его поочередно
Демон любопытства и желанье мщенья.
Ночь прошла. Светает. Будет загляденье
Наблюдать зарю с развалин укрепленья!
Вот и сам рассвет на звонкой колеснице
Словно победитель катит по долине.
На плечах багряный ментик шевелится,
В шапке светится звездой перо павлинье.
Он зарезал ночь, снял голову с казненной
И забрызгал кровью полог небосклона.
А ряды тумана из обоза ночи
Бросились бежать и быстро поредели.
Разметенной мглы разрозненные клочья
Спрятались внизу, на самом дне ущелья.
Как бы удавившись с горя и позора,
Всюду вис туман на соснах косогора.
Чу! В Мурани трубят сбор, гремят оружьем,
Видя, что снаружи враг пришел в движенье.
«В бой, друзья! Примером храбрости послужим!» —
Раздается слово воодушевленья.
Зов Марии льется жаворонка трелью,
Звонко отдаваясь в глубине ущелья.
Бесновался конь под ней разгоряченный,
Удила грызя и фыркая все время.
Всадница бряцала саблей золоченой
В панцире стальном, в стальном блестящем шлеме.
Панцирь, сабля, шлем отсвечивали резко,
Но в глазах Марии было больше блеска.
Люди позади лихого командира
Ждали, чтоб завыли вражьих пушек глотки.
Как цепные псы, оскалились мортиры,
Глядя с ближних гор на замок посередке.
И, однако, вместо пушечного грома
Входит в замок новый вестник незнакомый.
Читать дальше