… Живым замуровали Карамоко.
Он перед смертью мучился жестоко.
Отец борьбу продолжил, воевал
И выиграл последнее сраженье.
Он снял с народа бремя унижения —
Он государство негров основал.
2
День умирал. Темнело. Постепенно
Закрыл туман деревню Гуелена,
И вот померк алмазный блеск зари…
В шатре из шкур звериных Самори
Над книгами склонился. За стеною
В войну играли дети. Полем боя
Служила им площадка у реки.
Бриз шевелил речные тростники,
За веслами гребцы в пирогах пели,
Хозяйки стряпали, мужчины ели,
Собаки лаяли, кричал петух,
И мимо леса стадо гнал пастух,
И дудочка его роняла трели,
И звезды первые с небес глядели,
И медленно подкрадывался мрак…
В потемках окружил деревню враг.
Ни выстрела, ни возгласа — тишком…
Читает Самори в шатре своем,
Звенит пастушьей дудочкой напев,
И смолкло все, во сне оцепенев…
Но в тишине ползет змеею смерть.
Вот старики, чьи бороды как шерсть,
Лежат зарубленные на земле.
Огонь зайчонком прыгает в золе,
Стрельба вспорола ночи темноту,
Убиты часовые на посту.
В туман белесый вплелся синий дым.
Земля кричит под каблуком чужим,
Перегрызает тьма хребет зари,
И вот раздался голос Самори:
— Бойцы, к оружью! Слушайте приказ!
Но где же вы, друзья? Не вижу вас.
А где враги? Будь проклят мрак ночной!
К оружью, воины!
Друзья, за мной!
• • •
Крадутся в темноте к шатру бандиты.
Зарублены бойцы. Друзья убиты.
И копья выпали из черных рук…
И вот вокруг уже затворов стук.
Гуро, полковник, во главе отряда —
За Самори обещана награда.
— Сдавайся, черный! Выходи, пророк!
Ты проиграл. Тебя покинул бог.
— Что ж! — крикнул Самори. —
Покинул бог? Добро!
С тобой без бога справлюсь я, Гуро.
Ведь это ваш обычай. Так давай!
Чья кровь краснее? Саблю доставай!
— О нет, — сказал Гуро, — я не согласен.
Идет молва, что твой клинок опасен.
В такой-то день — и дать себя проткнуть?!
Э, нет, не выйдет… Собирайся в путь!
Уймешься ты, король, в цепях железных.
Вперед! Сопротивленье бесполезно!
Где сын твой? Ты убил его, злодей!
Французы мстят за смерть своих друзей.
— Мой сын принадлежал своей стране.
Он замурован. Почему же мне
Французы мстят за гибель иноверца?
По доброте христианнейшего сердца?
— Молчи! Иль жизнь тебе не дорога?..
Так рассуждает лишь плохой слуга.
— Слуга? Я не слуга тебе никак.
Я — враг твой лютый, твой заклятый враг.
И вам самим, и догмам вашей веры —
Всему, что нам плели миссионеры,
Я путь ценою крови преграждал.
И — вспомни-ка, полковник! — побеждал…
Я пленник твой. Ни чести, ни пощады
От Франции я не приму — не надо.
Вот сабля, вот кинжал, а вот ружье.
Стреляйте в тело черное мое —
Под черной кожей кровь моя красна,
Как ваша кровь, и смерть мне не страшна.
Меня зовет земля. Гуро, скорей!
Я стану частью родины моей…
Запомните: придет расплаты час.
Потомки наши отомстят за нас!
3
Был сослан Самори в страну Габон,
На смрадный остров мух цеце — Джале.
Там заболел герой. Там умер он.
Там до сих пор он спит в сырой земле.
И на плите безвестный патриот
Так написал: «Вождь Самори Туре
Здесь упокоился. Он вел народ
Из мрака ночи к утренней заре».
Прочитана книга, перевернута последняя страница. Читатель ждет послесловия, рассказывающего об авторе, его жизни, его творческих планах.
Мы обратились к Гауссу Диаваре с несколькими вопросами. Отвечая на них, молодой африканский поэт сам рассказывает о себе.
— Многие из ваших стихов посвящены природе. Эта тема близка вам с рождения?
— Да. Ведь я родился в деревне Уелесебугу, в окрестностях Бомако, в 1939 году. Там я закончил начальную школу. Потом — Бомако, коллеж. Оттуда меня как отличника направили в студенческий город Мопти. Мопти — наши малийские лермонтовские места. Под грузинской горой, на которой стоит монастырь Мцыри, сливаются Арагва и Кура. Наш Мопти построен при слиянии Нигера и Бани. В Мопти кипят дискуссионные страсти, и в студенческих спорах выявляется истина. В Мопти, когда мне было 14 лет, я написал свое первое стихотворение.
Читать дальше