Октавиан Август - Поздняя латинская поэзия

Не уставай, моя книжка, в служенье семейному долгу:
Дед мой по матери, твой нынче приходит черед!
Корни, Арборий, твои в стариннейшей эдуйской знати,
Были с тобою в родстве лучшие роды в краю —
5 Там, где Лугдун стоит, где эдуи правят землею,
Где под альпийским хребтом область Виенны лежит.
Но сокрушил завистливый рок и богатство и знатность,
И на тебя с отцом тяжесть опалы легла
В годы, когда Викторин над Галлией был властелином,
10 А Викторину вослед — Тетрики, сын и отец. [48] Викторин (268–270) и Тетрики (270–273) — императоры отложившейся Галлии в эпоху развала империи в III в.
Ты бежал в те места, где Атурр прорывается к морю
И у тарбелльских песков злобно кипит океан,
Здесь ты ушел от судьбы, уже свой клинок заносившей,
Здесь ты с Эмилией жизнь, с бедной невестой связал,
15 Время шло, многий труд собирал немногие деньги:
Хоть и не стал ты богат, все же полегче жилось.
Ты ведь недаром умел, хотя и скрывал это знанье, [49] Ст. 17. Скрывал знанье дед Авсония потому, что астрологические предсказания были официально запрещены как опасные возможностью предугадать смерть императора.
Путь светил расчислять, в звездах читая судьбу,
Ты и мою тогда разгадал предстоящую участь
20 И, записав ее, скрыл, к складню печать приложив.
Ты ее в тайне держал, но нашлась на заботу забота:
Что осторожный скрывал дед, то разведала мать.
Девять десятков лет уже ты прожил на свете,
Но не ушел от стрел неодолимой судьбы:
25 Ранила в сердце тебя смерть тридцатилетнего сына;
Ты, сокрушаясь о нем, выплакал очи свои.
Только и было тебе (ты сказал) утешением дальним,
Что у меня на роду писан высокий удел.
Ныне, в мире ином сопричисленный к избранным сонмам,
30 Верно, ты знаешь и сам все, что сбылось надо мной,
Верно, ты слышишь и сам: это квестор, наместник и консул
Чтит твою память своим благоговейным стихом.

Ныне о бабке моей поведает преданность внука,
Имя Эмилия ей, муж — вышеназванный дед.
Смуглою кожа была у нее, и за это меж сверстниц
В шутку тебе довелось прозвище «Мавры» носить. [50] Мавра (maura) — по-латыни «черная».
5 Сердце, однако, ее чистотою цвело лебединой,
Было белее оно, чем неистоптанный снег.
Без снисхожденья она о постыдных судила утехах,
В строгой душе затаив нравственный некий отвес.
От колыбели меня, с материнского самого лона
10 Ласково ты приняла в твердые руки свои.
Если молитва моя благочестна, о мирные тени, —
Будь этот прах никогда не потревожен никем!

По степеням родства за бабушкой следует тетка,
Мне же тетка была словно родимая мать.
Имя Эмилия ей, а прозвище было «Гиларий» [52] Гилария (лат. hilaris) — веселая, легкая. —
Так она нравом легка и по-мальчишьи резва,
5 Так непритворно она походила лицом на эфеба
И, как мужчина, могла хвори больных врачевать.
Женщиной зваться и быть ты всегда почитала досадой:
Ты предпочла свою жизнь вечной девицей прожить.
Семьдесят лет без семи продолжалось заветное девство —
10 Вместе с жизнью ему смерть положила конец.
Вот ты какою была; и за эти советы и ласку
Я, как матери сын, шлю замогильный свой дар.

Дяди мои по отцу, и о вас я напомню стихами!
Первым ты, о Контемпт, умер в заморском краю. [53] … в заморском краю … точнее, «в Рутупийском», т. е. в Британии.
Много стяжал ты добра, нажитого в превратностях жизни,
Но никому не успел вверить его из родных,
5 Ибо негаданно смерть подошла в цветущие годы,
И о кончине твоей братья не знали твои.
Юлий, наоборот, до старости дожил глубокой,
Много на долгом веку тяжких изведав утрат:
Добрый он был человек, хлебосольный гостеприимец,
10 Мало оставил добра и завещал его мне.
С любящей оба душой, в суровости вашей и в шутке
Схожи вы были лицом, только не схожи судьбой.
В разных местах и в разной чести вы покоитесь ныне,
Но для обоих один шлю я прощальный привет.

Кто пожелает воспеть сенат и вельмож Бурдигалы
И в родословные их вникнуть до самых корней,
Тот тебя и твоих, о Талисий Лукан, не минует,
Ибо достоин ты был пращуров старых времен.
5 Ясный челом, благородный душой, величавый осанкой
И величавый вдвойне даром словесным своим,
Жизнь ты свою проводил в охотах и сельских заботах
И свысока смотрел на городские дела:
Первым ты быть не хотел, а меж первыми слыл неизменно,
10 Хоть добровольно ушел в уединенную жизнь.
Ты пожелал меня зятем назвать в мои юные годы,
Но не успел увидать, как пожеланье сбылось.
Да, божества и судьба благосклонны к достойным заслугам,
И выполнимы для них чаянья добрых мужей.
15 Верю: ты сам в гробнице своей, дорогой для потомков,
Знаешь, как свято я чтил этот завещанный брак.