Рафаэль Альберти - Мастера русского стихотворного перевода. Том 2

И он: «Дождись, когда примчатся к нам:
Тогда моли любовью, их ведущей, —
И прилетят они к твоим мольбам».

Как скоро к нам принес их ветр ревущий,
Я поднял глас: «Не скрой своей тоски,
Чета теней, коль то велит всесущий!»

Как, на призыв желанья, голубки
Летят к гнезду на сладостное лоно,
Простерши крылья, нежны и легки,

Так, разлучась с толпою, где Дидона,
Сквозь мрак тлетворный к нам примчались вновь:
Так силен зов сердечного был стона!

«О существо, постигшее любовь!
О ты, который здесь во тьме кромешной
Увидел нас, проливших в мире кровь!

Когда б господь внимал молитве грешной,
Молили б мы послать тебе покой
За грусть о нашей скорби неутешной.

Что скажешь нам? что хочешь знать? открой:
Всё выскажем и выслушаем вскоре,
Пока замолк на время ветра вой.

Лежит страна, где я жила на гóре,
У взморья, там, где мира колыбель
Находит По со спутниками в море.

Любовь, сердец прекрасных связь и цель,
Моей красой его обворожила,
И я, лишась ее, грущу досель.

Любовь любимому любить судила
И так меня с ним страстью увлекла,
Что, видишь, я и здесь не разлюбила.

Любовь к одной нас смерти привела;
Того, кем мы убиты, ждут в Каúне!» —
Так нам одна из двух теней рекла.

Склонив чело, внимал я о причине
Мучений их, не подымал главы,
Пока мой вождь: «О чем ты мыслишь ныне?»

И, дав ответ, я продолжал: «Увы!
Как много сладких дум, какие грезы
Их низвели к мученьям сей толпы?»

И к ним потом: «Твоей судьбы угрозы
И горестный, Франческа, твой рассказ
В очах рождают состраданья слезы.

Но объясни: томлений в сладкий час
Чрез чтóи какнеясные влеченья
Уразуметь страсть научила вас?»

И мне она: «Нет большего мученья,
Как о поре счастливой вспоминать
В несчастии: твой вождь того же мненья.

Ты хочешь страсти первый корень знать?
Скажу, как тот, который весть печали
И говорит и должен сам рыдать.

Однажды мы, в миг счастия, читали,
Как Ланчелот в безумии любил:
Опасности быть вместе мы не знали.

Не раз в лице румянца гаснул пыл,
И взор его встречал мой взор беспечный;
Но злой роман в тот миг нас победил,

Когда прочли, как поцелуй сердечный
Был приманен улыбкою к устам,
И тот, с кем я уж не расстанусь вечно,

Затрепетав, к моим приникнул сам…
Был Галеотто автор книги гнусной!..
В тот день мы дальше не читали там!»

Так дух один сказал, меж тем так грустно
Рыдал другой, что в скорби наконец
Я обомлел от повести изустной

И пал без чувств, как падает мертвец.

Благословляю день, и месяц, и годину,
И час божественный, и чудное мгновенье,
И тот волшебный край, где зрел я, как виденье,
Прекрасные глаза, всех мук моих причину.

Благословляю скорбь и первую кручину,
В какую вверг меня Амур в жестоком мщенье,
И страшный лук его, и стрел его язвленье,
И боль сердечных ран, с которой жизнь покину.

Благословляю все те нежные названья,
Какими призывал ее к себе, — все стоны,
Все вздохи, слезы все и страстные желанья.

Благословляю все сонеты и канцоны,
Ей в честь сложенные, и все мои мечтанья,
В каких явился мне прекрасный образ донны!

Ах, плачьте, как плакали мы на реках вавилонских!
Отчизна в плену, запустение в храмах сионских!
Ах, плачьте! о камень разбиты Иудины лиры;
В обители бога возносятся гордо кумиры.

Где ныне омоем свои истомленные ноги?
Сионские песни смирят ли на сердце тревоги?
По-прежнему ль лира Иуды наш слух очарует?
По-прежнему ль сердце от звуков ее возликует?

В чужбине скитаться навек осужденное племя,
Где сбросишь на отдых с рамен своих тяжкое бремя?
Есть гнезда у горлиц, нора у лукавой лисицы;
Тебе же, Израиль, остались одни лишь гробницы!

Подмытый морем, дикий и пустой,
Весь берег тот с нависшими скалами
Был огражден, как армией, грядой
Подводных скал, иззубренный местами
Заливами (приют от бури злой),
Где вой валов, катящихся рядами,
Смолкал лишь в долгий летний день, когда,
Как в озере, спят в море волн стада.