Array Антология - В координатах мифа

Мне не осталось ничего,
Чтоб одиночество усилить,
Оно бежит моих усилий,
И собирает торжество,

Где, поручаясь красоте
Твоей, я жизнь беру другую,
И ей тревожусь и люблю я,
К иной склоняясь пустоте.

У галки глаз зеленоватый,
И отраженье на снегу,
Согласно тусклому зрачку,
Души колючей, крючковатой.

Чего еще в твои глазницы
Вода и хвоя соберет?
В затоне темном птицы, птицы —
Недолгий взмаховый полет.

И там, отступник-наблюдатель,
(Пока боюсь тебя спугнуть),
И я стою, птицегадатель,
И мне грозит покатый путь

В век двадцать первый, в обращенье
Законов, зим, имен, людей,
И вот над городом в крещенье
Тринадцать белых голубей

Взлетели справа по стремнине
И держат выше, все туда,
Где неба огненно и сине
Прозрачна льдистая слюда.

Так, опершись на подлокотник
Искать в стеклянно-голубом,
Опять присел на подоконник
Неловкий галочий фантом,

Качнулся, юркнул тусклым взглядом —
Дразнить весной, накликать бед,
Слова и снег вплетая рядом
В четырехпалый частый след.

Я наблюдал, как теплые вагоны
Бросают в воздух клочья злого дыма,
В любые дни, трудны и незнакомы —
Я наблюдал бегущие картины —
Нас жизнь гнетет, счастливит, хороводит,
И точно так же опытность приходит.

Меня влекла стремительная дико
Воронка вожделений, слов, попыток —
Настойчива, тревожна, многолика,
Желаема, губительно открыта.
Мы ждем ее удушья и восхода,
Но месяцы теснят один другого…

Опять весна внезапно наступает,
Теряется и всходит постепенно.
Я это наблюдал, но временами
Я находил чего-то неизменным —
Тончайшим, чутким и неуловимым,
Но твердым вместе с тем неумолимо,

Чем обладает наше восприятие,
В чем смысл и радость скрыты и хранимы,
И нашим чувством, словом и понятием
Оно одно и было бы ловимо,
Но наши чувства, вежливы и сжаты,
Теряются в толпе рукопожатий.

Закон и зов – настойчивый, кромешный,
Для глаза и сознанья трудноватый —
Запечатлен на внутреннем и внешнем
Движенья Духа проблеск смутноватый —
В ближайшем скован, в дальнем – выше, легче…
В нем след Творца, оставленный на вещи.

Его стерег один китайский старец,
«Дао» ему мелодии играло,
Светило, колдовало, содрогалось,
Водило кругом, больно задевало,
Но растворялось дымкой над горами,
Когда он находил его словами…

Он узнавал – оно невыразимо,
Чтоб оставаться в чем-то постоянным,
Непонятым, тугим, неисказимым,
Нам поддаваясь скрытно и невнятно.
Так в час открытья чувствуешь притворно,
Что тишина как будто бы покорна.

Так, прикрываясь мягкостью ранимой,
Уводит нас гармонии начало.
И мы идем, звучаний пилигримы,
И черный космос слушаем ночами.
Дорог и лет пустынны перегоны.
Взлетает дым, взметают снег вагоны.